И, наконец, в дальнем углу комнаты, возле небольшого бассейна с мерцающими на поверхности воды фонариками, скрестив руки на высокой груди, склонив красивую голову, стояла та, кого он знал под именем Лана.
Замешательство длилось секунду и плавно перешло в печаль. Лана бросила на него взгляд, полный тихого презрения. Русинский вдруг понял, насколько он устал.
Как бывало с ним в тяжелых ситуациях, решение которых откладывалось по независящим от него причинам, Русинский не чувствовал ни страха, ни подавленности - только любопытство. Оглядев комнату еще раз, он заметил, что она отделана с большой, даже чрезмерной роскошью. Стены и потолки покрывали золотые узоры, но канделябры, ручки, портсигары и трутницы на столах были явно серебряные, из чего Русинский сделал вывод, господа ценят скорей серебро, чем золото, и, стало быть, поклоняются скорей Луне, чем Солнцу. Это могло означать многие и совершенно противоречивые вещи - цивилизация слишком далеко зашла в своих вольных трактовках древнего символизма, но почему-то он вспомнил - специально к нынешнему случаю - что чудовищные колдуны древнего материка, ныне сохранившегося только в легендах, Солнце считали женским, второстепенным и злобным светилом, отдавая свои молитвы Луне. Его догадку подкрепила небольшая статуя в центре комнаты: мохнатый мужик героических пропорций держал в руках точную копию Луны, представлявшую собой многократно увеличенную в размерах головку пениса. Все было из серебра.
- Вы увлекаетесь эротической карикатурой? - прокашлявшись, спросил он у Гиката.
Доктор остановился и всплеснул руками - впрочем, уже без той заполошности, что отличала его в стенах подшефного дурдома.
- Это скорее вы, огнелюбы, карикатурой увлекаетесь. И даже не эротической, к сожалению. А вообще, сударь, я чертовски рад, что вы очнулись. Знаете ли, это непросто - возращать живое существо к сознанию.
Женщина в кресле разразилась хриплым, но не лишенным приятности смехом. Передав мундштук своему кабальеро, она перикинукла ногу на ногу и внимательно воззрилась на гостя. Шелк ее черных чулок лоснился как намасленный. "Если я в дурдоме, то тут можно жить. Но только если я в дурдоме", - подумалось Русинскому.
- Признаться, мне здесь интересно, - сказал он, поднимая глаза на Гиката. - Только к чему это все?.. Не могу разобраться.
- Видите ли, сударь, - с кошачьей вкрадчивой готовностью ответстсвовал Гикат, - ваш друг Pierre был прав. Очень скоро наша дражайшая советская Отчизна - под руководством партийных своих кадров, конечно - покончит с позорной видимостью и разделится на бедных и богатых. Развод, так сказать, будет оформлен официально. Вам, смею спросить, что больше нравится? Какая категория граждан? Если можно, отвечайте со всей допутимой серьзностью.