Он пытался смотреть дальше, но кроме отвращения ничего не испытывал. В голове всё перемешалось, и уже не понятно было где правда, а где ложь, когда откровенность сменяется лицемерием, и где находится грань между любовью и развратом, между преданностью и предательством. Как она могла? Что её заставило? Почему скрыла? Вопросы роились в сознании, и не находя ответов, снова и снова повторялись, доставляя ему уже не только душевную, но и физическую боль.
Он не услышал как в квартиру вошла Юдит. Она долго стояла в дверном проёме, и смотрела на неподвижно сидящего у компьютера Андрея, потом подошла и присела рядом.
— Теперь ты всё знаешь, — вздохнув, произнесла она.
— Лучше бы не знал. И как мне дальше жить?
— А как жил, так и живи. Не обманывай себя.
— Понять бы где обман, а где правда.
— А то, что было сегодня ночью между нами ты рассматриваешь как правду или как обман?
— Не знаю. Запутался я, — ответил Андрей, захлопнув крышку ноутбука, после чего попытался сменить тему. — Что там в больнице?
— Я же написала тебе — жди сюрприз.
Юдит достала из сумочки бумажный конверт и извлекла из него, что-то похожее на рентгеновский снимок.
— Вот, смотри — это наша дочь. Давай назовём её Габи.
Он лежал в соседней палате. Никто к нему не приходил, так же как и к ней. Никто не передавал кулёчки с апельсинами, никто не звонил и не писал трогательные СМС. Вика подглядывала за ним из коридора сквозь стеклянную дверь. А он постоянно пялился в планшет, словно выискивая там всё то, чего ему так не хватало в обычной жизни… Как-то она не успела отвести взгляд, и они смотрели друг на друга несколько минут…
— Тебя как зовут? — спросила Вика, приоткрыв дверь палаты.
— Додик, — ответил тот.
Она улыбнулась.
— Я так и знал, — грустно произнёс он. — Меня так мама называла, а вообще то я Давид.
— Это тот, который победил Голиафа?
— Если бы…
— Ты давно здесь?
— Третий месяц…
— И что говорит Илья Маркович?
— А разве он правду скажет. Им лишь бы деньги с нас качать. Чем дольше лежишь, тем лучше. Но скоро конец…
— Не говори глупости, — едва сдерживая слёзы произнесла Вика.
Она видела, что Давиду осталось совсем немного. Он тоже это знал, и глаза у него были такие грустные, карие и постоянно влажные от не высыхающих слез. Болезнь его сильно потрепала… После этого случая они говорили по ночам, тайком от персонала, те ведь тоже люди и тоже хотят спать, а вот им спать не хотелось. Они часы считали… Может быть сестрички всё и видели, в больнице камеры на каждом сантиметре натыканы, но никто ни разу к нам в палату не зашёл.
