— Парень слаб, — подал голос Одди из своего угла.
— И что? — Эд грозно зыркнул на него, с физиономии здоровяка тут же слетело добродушие.
— Повременить, — ответил Одди.
— Нет уж, хватит! Я с покойниками оставаться не хочу. Отойдём подальше, в долину, там и схоронимся в лесу, пока Берт не окрепнет.
— Я согласен, тоже не хочу тут находиться, — поддержал здоровяка Берт.
Устав стоять, он снова уселся на гору тряпья.
— Как предлагаешь идти? Дорогами? — Одди с прищуром смотрел на Эда.
— А как ещё? — буркнул тот. — По ёлкам прыгать?
— Дорогами опасно. Если на разъезды нарвёмся…
— Если б да кабы, рос бы хер из головы! — разозлился громила. — Можешь вообще здесь оставаться, никакого настроения нет слушать гундёж обгадившегося труса.
— Что? — Одди поднялся с места. — Повтори, что сказал, — в руке его блеснул извлечённый из-за пояса длинный нож.
— Хватит! — Берт вскочил на ноги, переводя взгляд то на одного, то на другого. — Хватит ссориться. Мы не должны ругаться между собой. Убери нож, Одди. А ты, Эд, не говорит таких слов: Одди спас меня, и я ему благодарен. Среди нас нет трусов, раз мы выжили.
Одди сел на место и спрятал оружие, и теперь они с Эдом лишь сверлили друг друга взглядами, полными презрения и злобы.
— Вспомните, что Снелл говорил? — продолжал Берт, почувствовав в себе необычайную уверенность, неведомую прежде. — Надо держаться вместе. Только так мы выберемся из этого дерьма, только так справимся с напастями. Я тоже никогда не был храбрецом, я не убивал людей, даже толком не дрался ни разу. Почему меня трусом не зовёшь, Эд? Если б ни храбрость остальных парней, я вряд ли осмелился бы биться с Ломтём и его дружками. Да никто из нас тут не сидел бы! Снелл был прав: бороться с невзгодами можно только сообща. Он постоянно твердил это, он всех нас сдружил, и он пожертвовал собой, чтобы мы смогли жить дальше. Неужели теперь, после стольких преодолений, после того, как Снелл, Тэлор, Ульв погибли за нас, будем сраться по мелочам и резать друг друга в никчёмной ссоре? Ну уж нет, я не дам это сделать. Вместе выберемся из гор, а потом, кто хочет, пусть валит, куда знает. Вот только стоит ли расходиться? В родные места нам не вернуться: на лбу — клейма, любой наёмник нас прирежет, а в любой деревне — сдадут в сеньору. Понимаете, в каком мы положении очутились? Думаете, перейдём горы, и всё закончится? Хрена лысого! Мы для них больше не люди, мы — беглые каторжники, которым нет места в их мире, живые покойник. Тот мир для нас чужой, только мы есть друг у друга. Зачем ссорится?
