Старенький мобад Гира, уже много лет служивший лекарем при дворе графа, смазывал затёкшую, гудящую спину лорда дурно-пахнущей мазью.
— Ладно, оставь, можешь идти, — поморщился Ардван.
— Милорд, я должен прочитать молитву, — возразил лекарь.
— Давай, только скорее.
Быстро, насколько позволяло религиозное чувство, Гира пробубнил молитву и удалился. Ардван же остался наедине с недомоганием и тяжёлыми мыслями. Стареющее тело требовало отдыха, ломота в суставах и боли, с которыми знаком каждый солдат, проводивший дни напролёт в пути, и прежде беспокоили, но в этом походе организм решил окончательно восстать против тягот военной жизни. И в этом была одна из главных причин того, что граф отдал приказ остановить армию. Он уединился и в шатре и никого к себе не пускал, дабы подчинённые не стали свидетелем позорной немощи — старый вояка не мог позволить себе проявить слабость перед людьми. Всю дорогу он гордо держался в седле, ни единым мускулом лица не выдав мук, причиняемых ноющими суставами, которым в такт подвывали пара давних травм.
Впрочем, кому было легко? Ардван прекрасно знал, что остальные катафракты, особенно те, кто в возрасте, чувствуют себя не лучше. Барон Тунберт так и вообще постоянно жаловался на неудобное седло, да на левое колено, некогда пострадавшее в поединке, и чем дольше ехали, тем больше приходилось слушать стенаний барона о его нелёгкой участи. Остальные бароны, да и сам Ардван, посматривали с пренебрежением на Тунбера, но предпочитали молчать, не желая вносить разлад в войско.
«А ведь ехать ещё далеко, — сокрушался про себя граф, — до Марибурга рукой подать, но кто знает, сколько придётся ползти на юг: месяц, а то и больше. Проклятая старость».
Юноша-оруженосец Харди, что охранял вход, заглянул внутрь:
— Ваше Сиятельство, приехал мой отец, сэр Бараз, просит аудиенции.
Ардван немедля поднялся с кровати и начал натягивать камизу:
— Да, да, пусти его.
В шатёр неторопливо и важно вошёл дружинник в запылённом от дальней дороги плаще. Щёки и подбородок сэра Бараза за время пути заросли жёсткой щетиной, придававшей его грозному лицу с глазами навыкате и густыми чёрными усами ещё более дикое и суровое выражение. Дружинник поклонился.
— Выполнил поручение? Как прошло? — тут же накинулся с расспросами граф.
— Всё хорошо, милорд, я проводил сэра Хенгиста и леди Эстрид до их имения. По пути происшествий почти не было.
— Почти?
— Ерунда. У коленопреклонённого, у которого мы остановились на ночь, возникли кое-какие проблемы бытового характера.
