Мечутся мысли - нет выхода.
Курчавится детский пушок в лунном свете, кровоточит сердце от нежности. Влезла в заговоренный круг - выхода нет. Пока еще Костя рядом, пока еще прижался к ее боку. Неделька - срок отмерен.
Эх, новый свинарник, надежда колхоза, добротно построенный, размеренный, рассчитанный... Новый свинарник для лучшей свинарки, для той, что "гордое знамя"...
Пальцы свободной руки тянутся к пушку на шее луна освещает крупную, раздавленную работой руку. "Родной ты мой, срослась, не могу без тебя. Знал бы ты, как мучаюсь, знал бы - простил. Душа-то в тебе добрая..." Разбудить бы его, рассказать начистоту: "Прости, если можешь, ради своего счастья, ведь срослись. А уж простишь - на руках буду носить всю жизнь, нянчить и голубить до последнего вздоха..."
И опускается рука: простить-то он, пожалуй, с ходу и простит, да потом опомнится. Ему тоже придется хлебнуть горького от людей, не меньше, чем ей, Насте.
Тугая петелька - не вырвешься.
Тугая петелька, сама на себя накинула...
Не вырвешься?.. Нет, можно вырваться, и очень просто...
Для чего жить, коли все рушится? С работы скинут, муж бросит... Жить, корчиться от позора?..
Выход есть, и очень простой.
Слезы высохли на глазах, в грудь словно положили холодный кирпич.
Высвободить сейчас осторожненько, с бережностью руку из-под Костиной головы, встать, выйти в сени, там на колышке висит веревка - летом траву носила... Выйти в сени и - на поветь... Можно и не сразу, можно и на крыльцо выглянуть, на небо полюбоваться. Над крышами - луна в полную рожу, кольца вокруг нее, морозец жжет... В последний раз на луну, на землю, где ей нет места. В последний раз вспомнить ту ночь, метельную, теплую, самую что ни на есть счастливую. Пушистые завитки на шее. В последний раз...
Нет слез, зреет решимость. Но уж очень тесно прижался Костя, очень жарко дышит, боязно разбудить его... И что торопиться, с этим всегда можно успеть....
А утром вместе с небом слиняла луна. Из-за леса, из глубин, перло вверх солнце, брызгало лучами. И старая изба покрякивала от мороза.
Нет, она еще обождет.
Костя так и не проснулся, лежит сейчас, укрытый ее руками. Скоро встанет, свежий, с ясными конопушками по щекам...
Нет, она еще обождет. Впереди неделя, хоть этой неделькой попользуется.
Без платка, с голыми икрами по морозку - к поленнице. Нахватала охапку охолодавших, свинцово тяжелых поленьев, понесла в дом.
А мать уже сползла с печи:
- Беги, чадушко, по своим делам, управлюсь тут... Нынче сон видела: рыбу с твоим отцом, царство ему небесное, на Климовском перекате бродим. Все окуни, все окуни... Золотая рыбка - к добру это.
