Бьется львом, теплым мхом
Ветер в морях асфальта,
Прутья грызет, тычется лбом
Зеркала злая свалка –
Да не оставишь меня, зараженного пеплом дней
Посреди многообещающих но ни от чего не помогающих,
Поминально окрашенных, каламитных пней.
Так, потому что пора, и Тот, Чья власть
Поставила горы, Кто повелел свет, положил магниту север юг
Чьи Одного Сила. Слава, Престолы, Господства,
Тот лишь…
– Сверни хвост индюк.
Боже мой. Дался им мой несчастный хвост,
Будто он хуже лицемерных к небу глаз или чем потрясаемая рука.
Господи, да не сам ли Ты возложил крест на ишачку и на ишака.
Видел Ты меня в бане, видел меня пьяным, видел во всех видах и даже
Не под смоковницей, а в гостинице Эрмитаже.
Дай же мне петь как достоит, втягивая до отказа воздух, задыхаясь своей монограммой И А и да прославится Твоя высота
Судорожным подпрыгиванием моего, их смущающего хвоста.
Долгий путь мне еще топтать до окончательного поворота,
Вот, один, без седока, вхожу в прошлые, городские ворота:
Некому и петь то тебя – сценками отраженные, авто-сирены путь заметут
И неоконченная тема четвертого рожка напророчит горчишники очередных простуд;
Но пока пульс твой бьется, прочно, как львом охраняется верея и придумывает не на розах тумпаковоцветный, спектро-пернатый ацтек
