Копыта их лошадей процокали мимо рабов, слуг и служанок, которые торопливо уступали дорогу, низко кланяясь при виде императора. Огромные факелы освещали этот туннель, они дымили и шипели, отбрасывая искаженные тени на стены из обсидиана. Воздух был промозглым и сырым, так как вода плескалась за наружными стенами у набережных Имрира. Эльрик ехал вниз, а уклон уходил все глубже в монолитную скалу. Внезапно навстречу ему поднялась волна жара, и впереди показался колеблющийся свет, усиливающийся по мере того, как они въезжали в зал, полный дыма и почти физически ощутимых волн страха. С низкого потолка свисали цепи, и в восьми этих цепей висели четыре человека, подвешенные за ноги. Одежда с них была сорвана, и тем не менее они казались не голыми, потому что кровь из множества мелких ран, маленьких, но болезненных надрезов, сделанных палачом с почти художественной тщательностью, покрывала их тела. И сам мастер в этом редкостном виде искусства стоял рядом со своим произведением, все еще не выпуская скальпель, сумрачно поглядывая на свою работу. Он был высок и очень худ, белая одежда пропиталась кровью, тонкие губы кривились в болезненной усмешке, но щелочки глаз блестели от наслаждения, а худые пальцы возбужденно подрагивали. Скальпель, который он держал, был так тонок, что лезвие в этом неярком свете почти невозможно было рассмотреть. Оно лишь изредка сверкало ослепительным блеском полированного металла. Палача все называли доктор Шутка, и его искусство заключалось в том, что он разрушал, а не создавал ничего нового, хотя с этим он спорил и даже хвастался, что неоднократно ему удавалось переубедить собеседника. Суть его мастерства заключалась в выведывании секретов у тех, кто их пытался скрыть.
Когда Эльрик вошел, он молниеносно повернулся и, как танцор, поклонился в пояс.
— Мой император!
Голос его был визглив, а слова сливались, настолько быстро он говорил.
— Доктор, это те самые южане, которых поймали сегодня утром?
— Да, милорд. — Еще один по ясной поклон. — Чтобы доставить вам удовольствие.
Эльрик холодно рассматривал пленников. Он не чувствовал к ним никакой жалости. Они были шпионами. Они оказались здесь только по собственному неразумию, хотя прекрасно знали, на что шли. Но один из них был очень молод, почти мальчик, а другая — женщиной, хотя теперь это нелегко было распознать с первого взгляда. Женщина щелкнула остатками выбитых зубов и прошипела, повернувшись к Эльрику:
