— Люблю тебя, — вместо прощания.
И я тебя, добавляю мысленно, когда связь уже разорвана.
И странное ощущение неизбежности поселяется в солнечном сплетении, когда я, прихватив бутылку вина, коробку с письмами прошлого и маленький ключик, обнаруженный в последнем конверте, запираю за собой дверь квартиры и сбегаю по ступеням с решимостью раз и навсегда расставить все точки над «і» и просто жить дальше.
Дом… тихо-тихо в нем…
Я открою дверь… никого не жду…
Макс Фадеев «Танцы на стеклах».
Старый дом неприветлив и темен. Виноградная лоза затянула своими плетьми кирпичные стены. И мои собственные лозы туже стягивают внутренности, душат. Делаю жадный вдох. И еще долго стою, не решаясь толкнуть калитку. Просто смотрю. Серая крыша поросла мхом. Сад зарос сорняками — не продерешься, на старых яблонях посохли ветки. И я мысленно прощу прощения, что стал дерьмовым хозяином. А перед глазами отец в рабочих рукавицах с секатором обрезает молодые деревья, показывает, как правильно это делать. А на крыльце уже стоит мать с тазиком пирожков. Красивая до невозможности. Выдыхаю, укрощая память, и толкаю калитку.
Та открывается неожиданно легко: ни натужного скрипа, ни заевших замков. И эта тишина коробит. Эта правильность бьет под ребра. И чей-то взгляд буравит спину. Усмехаюсь собственной паранойе: вокруг ни души, и дом напротив пустует уже несколько месяцев. Стряхиваю с плеч назойливое ощущение и ступаю на побитую временем и мхом плитку. Звук шагов разносится гулким эхом по спящему поселку, вспугивает сонную кошку на крыльце. Та с шипением выгибается дугой, будто нечисть увидала. Приникает к земле, готовясь к нападению. Короткий смешок срывается с губ.
— Брысь, — бросаю едва слышно, смотря в зеленые глаза твари.
Кошка, утыканная рыжими кляксами, взвизгивает и срывается в заросли виноградника, поджав хвост. А я поднимаюсь по облупившимся ступеням и замираю перед выцветшей дверью. И внутри все застывает, даже чертово сердце перестает лихорадочно биться. Ладонью касаюсь теплого дерева. И все. Не остается ничего, кроме моей ладони на темном дереве. Упираюсь в нее лбом и чувствую, как противная дрожь ползет по спине, костлявыми пальцами щелкает по позвонкам, словно ищет тот, что послабее. Но хера с два она что-то найдет, потому что там давно стальной штырь и никакой твари, вроде страха, он больше не по зубам. Стряхиваю с себя цепкие ручонки этой твари, выпрямляюсь. Из кармана достаю ключ, вставляю в замочную скважину, проворачиваю, распахиваю дверь и слышу за спиной протяжное:
