— Если боишься, можешь не подходить, — говорит Хёнрир, — просто посмотри на меня.
— Я не боюсь, — говорит Эрлин.
— Хорошо, — он чуть улыбается.
Простая узкая дверь в конце коридора.
— Сюда, — говорит Хёнрир, открывает замок своим ключом. — Заходи.
Небольшая комната, больше похожая на кладовку. Хёнрир зажигает свечи в крупном канделябре, становится светлее.
Зеркало висит на стене, закрытое покрывалом… Хенрир сдергивает без колебаний.
— Смотри, — говорит он.
Сначала Эрлин не понимает, ей даже кажется, в зеркале она видит не Хёнрира, а кого-то другого. Подходит ближе, и невольно вздрагивает, когда видит себя. Нет, она сама в зеркале такая же, как и всегда. А он… Он даже специально подносит свет к лицу, чтобы Эрлин могла лучше разглядеть.
В зеркале Хёнрир на полголовы ниже ростом, и это так отчетливо видно, когда она стоит рядом. Эрлин поворачивается к нему, невольно сравнивая, потом в зеркало снова. В том отражении у него сгорбленная спина и одно плечо выше другого. Левая нога короткая и тонкая, странно вывернутая в колене, не достает до пола. С такой ногой невозможно ходить. Даже стоять, наверно, невозможно.
Но больше всего пугает лицо. Да, Эрлин знала, что он слепой, но не думала, что это выглядит так. Правый глаз закрыт мутным бельмом, зрачок неприятно дергается и косит в сторону. Левого глаза нет совсем, пустая открытая глазница, кости вокруг нее и скула — криво скошены, словно продавлены и смяты. Чуть в сторону свернут нос. А вот губы такие же, как Эрлин видит без зеркала, и такая же чуть кривоватая ухмылка на них.
— Ну как? — говорит Хёнрир, кивает на зеркало. — Думаешь, так было бы лучше? Да я провел бы всю жизнь в постели. Путь, иногда бы меня выносили в сад, подышать воздухом. Но какой в этом смысл? Я не то, что сражаться, я ходить бы не мог. Не говоря уже о том, чтобы стать главой Дома. Даже с женщинами… думаешь, хоть одна бы посмотрела на меня, по доброй воле? Я еще успел поразвлечься, пока был моложе, и Лес не пророс так глубоко…
Он поджимает губы, что-то напряженно вздрагивает в его лице.
Эрлин сморит на него, и в зеркало, и не может поверить в реальность этого.
Она знала. Но когда видишь своими глазами, видишь так — все иначе.
— Раньше было проще? — тихо говорит она, пытаясь осознать.
— Да, — говорит он. — Лет до двадцати вообще без особых усилий, достаточно просто поддерживать щиты, проверять время от времени, не проросло ли новых нитей. В бою я даже не пытался себя сдерживать, проснувшаяся тварь напрочь лишает страха и боли, зато дает нечеловеческой силы. Да и в постели… — он чуть фыркает. — Достаточно было врезать мне по ушам, и я приходил в себя. Некоторым девушкам даже нравилось, добавляло острых ощущений. Словно игра. Да и сил прибавляло тоже, сама понимаешь.
