Он так смотрит…
А потом касается губами ее лба… так, словно это вопрос.
— Шельда…
Его руки… одна ладонь у ее щеки, он чуть поглаживает большим пальцем… другой ладонью прижимает ее к себе. И дыхание сбивается.
Может быть, это неправильно, но уже не важно сейчас.
Шельда сама тянется к нему губами. И он целует, не раздумывая, горячо и безумно отчаянно, словно бросаясь в пропасть. Без слов. Сейчас нет сил ничего объяснять. Они просто нужны друг другу. Им обоим нужно немного любви и тепла. Слишком темен мир вокруг…
Сейчас. Все остальное не важно.
Просто почувствовать, что она еще жива, что ей есть ради чего сражаться за этот мир. Что она нужна кому-то. Если сила питается от любви — она может не только брать, но и отдавать, меняя все рядом с собой…
Его горячие губы… его пальцы нетерпеливо сминают ее платье под курткой, пока не пытаясь пойти дальше, но…
— Шельда… — его голос становится хриплым, чужим.
Эвану тоже страшно сейчас. От его жизни почти ничего не осталось, и это попытка ухватить последнее. Капельку счастья.
— Я тебя никому не отдам, — говорит Шельда шепотом. — Никаким тварям!
Он вздрагивает, чуть отстраняется от нее.
— Нет, — говорит неожиданно серьезно, — не надо.
И хмурится.
— Я могу, — не понимает Шельда. — Я укрою. Лес отпустит тебя.
Он хмурится еще больше.
— Не надо, Шельда, — говорит он. — Если что-то пойдет не так, пострадают мои дети. Я не хочу этого. Не хочу рисковать.
— И твоя жена?
Он поджимает губы, смотрит на нее почти с тоской.
— И моя жена, — говорит, наконец.
— Ты ее любишь?
— Разве это имеет значение?
Он не рассчитывает увидеть ее снова. Не рассчитывает остаться живым.
— Наверно, не имеет… — тихо говорит Шельда.
Он качает головой. Отпускает ее, отступает на шаг. Почему? Он ведь хотел этого сам.
— Прости, — говорит Эван. — Не стоило. Давай пойдем в дом, а то холодно.
Холодно, теперь он в одной рубашке.
Оглядывается. Там, на крыльце ее дома стоит кто-то. Тьяден? Ждет их. Надо идти.
Немного обидно, но все, наверно, правильно.
— Пойдем, — говорит Шельда.
Эван кивает.
Они идут, рядом. Он все это время молчит, только смотрит под ноги.
И только перед самым крыльцом…
— Она не ждет меня, — говорит Эван.
— Что?
— Моя жена, — говорит он. — Она обрадовалась, сказала: «наконец-то, хоть твари сожрут тебя, и я стану вдовой, смогу выйти замуж снова». Она устала меня ждать, жить одна. За последние годы я почти не был дома, прихожу и сразу ухожу, на несколько месяцев. Она сказала — уже не помнит, как я выгляжу. У нас с ней два сына и дочь, а третьего сына она родила от другого. Она не ждет…
