* * *
К вечеру Хёд научился ходить с помощью старой швабры, найденной Тьяденом в сарае. Швабра оказалась крепкой, не шаталась у основания и вес Хёда держала хорошо, правда была чуть коротковатой, но это не страшно, все лучше, чем табуретка.
Шельда не слишком обрадовалась такой идее, но возражать не стала.
Молчала. Только осторожно пыталась прощупать его, Хёд чувствовал прикосновения магии. И с этой магией он пока ничего сделать не мог… это заставляло напрячься.
К вечеру пришел Эван.
— Добрый вечер, Шельда, — сказал он.
— Эван, заходи. Как ты сегодня?
— Намного лучше, спасибо, — в его голосе благодарность и едва скрываемое недоверие. Слишком быстро? Человек с пробитым легким, который вчера едва держался на ногах, сегодня прекрасно себя чувствует.
Даже по звуку шагов отчетливо слышно, что это так. Шаги ровнее, увереннее. И осторожнее. Он понимает?
Интересно, насколько сильна магия Шельды?
— Я рада, — говорит она. — Как вы устроились?
Эван тяжело и шумно вздыхает.
— Отлично, — почти резко говорит он.
И все же, нервы у него на пределе, еще немного, и сорвется. Хёд слушает.
— Садись, я посмотрю, как у тебя, — говорит Шельда.
Эван снимает куртку, ремень, оружие отстегивает, слышно, как кладет на лавку. И даже рубашку снимает сам. Садится. Шельда… повязку разматывает? Кровью сегодня почти не пахнет.
— Воспаление уже меньше, — говорит она. — Я сейчас промою и еще компресс сделаю. Травки тебе заварю.
Шаг в сторону. Какое-то движение… Хёд слышит, и резкой выдох.
— Подожди, — говорит Эван. Он хватает Шельду за руку? И в ответ, Хёд видит, как сила вспыхивает в Шельде огнем, готовясь ударить в ответ. Но пока она ждет.
Хёд тоже, на всякий случай, кладет руку на швабру. Отсюда до стола для него будет примерно семь шагов, и еще тонкая занавеска, отделяющая угол с кроватью, Шельда задвинула вечером. Сейчас Эван не видит его. Два шага до занавески, и пять дальше, отодвинуть нужно рывком влево.
— А если без компрессов? — говорит Эван. — Без всей этой дури. Это ведь магия?
— Отпусти, — говорит Шельда.
Тихо. Только сосредоточенное сопение.
Потом он отпускает.
Шельда делает шаг назад.
— Прости, — говорит Эван. — Я… Это не мое дело.
— Не твое, — соглашается она, жестко и холодно, совсем не так, как можно ожидать от юной девушки. — Если бы я не сделала это, сегодня вечером ты был бы уже мертв. Если не рана, то твои люди добили бы тебя.
Он вздыхает.
— Да, я знаю. Я вовсе… Я хотел сказать — не стоит притворяться… Я благодарен тебе.
