— Это очень печально, — голос Генри звучал и, правда, печально. — Без вас городок словно опустеет.
— Почему же? — Луиза опустила глаза в пол, словно смутившись. Она действительно отчасти чувствовала смущение.
— Ну… — Генри замялся. Луиза подняла свои прекрасные глаза на него с мольбой, и юноша не устоял. — Потому что я люблю вас.
— Я вас тоже. Но, боюсь, мой отец скоро запретит нам видеться. Он имеет некое предубеждение против конторских клерков, да и клерков вообще. — Мисс Бентам сказала эти слова с таким печальным и пленительным видом, что мистер Бронли не выдержал и, взяв её за руку, начал успокаивать, говоря какие-то невразумительные слова. И куда только делось его остроумие? Но Луиза была в восторге. Она любима! Она так и знала! Надо просто было Генри немного подтолкнуть.
Через полчаса влюблённые разошлись, поклявшись друг другу в вечной верности. А дома мисс Бентам ждал отец.
— Луиза, дорогая, я запрещаю тебе видеться с этим клерком! — Произнёс он прямо с порога.
— Но отец!
— Никаких но! Ты хоть знаешь, кем был его дед? И за какие провинности его отец теперь томится в долговой тюрьме, а сыну приходится жить на зарплату своей тётушки, потому что ни на что путное твой клерк не способен. Пойми, слабоволие, это у них родовая черта.
— Нет! Генри не такой! — Луиза упрямо покачала головой, едва сдерживая слёзы.
— А я тебе говорю, что такой. Послушай хоть раз отца, упрямая девица!
Но Луиза в ответ только покачала головой.
— Не хочешь? Значит тогда поступим так — с Сюзанной видеться я тебе запрещаю. И вообще, теперь за каждым твоим передвижением будет наблюдать новая гувернантка.
— Папа я уже выросла для гувернанток! — Возмутилась до глубины души мисс Бентам, забыв на мгновенье про слёзы и горе.
— Ничего, мадам Феми не будет тебя учить. В её обязанности входит только присматривать за тобой, — и отец махнул рукой, показывая, что разговор закончен, и она может идти в свою комнату.
Луиза поняла, что ничего больше не добьётся, и тихо выскользнула из гостиной, оставив отца задумчиво созерцать пламя в камине.
Ничего, она обязательно что-нибудь завтра придумает.
Но ни завтра, ни через пару дней, никаких изменений не предвиделось. Мадам Феми оказалась коренной француженкой, стойкой как кремень. Когда заходила речь о том, чтобы Луизе пойти одной на прогулку, или посодействовать её встрече с Генри, она делала вид, что не понимает, что ей говорят. Когда мисс Бентам, в отчаянии, переходила на французский, мадам Феми махала руками и отвечала, что её французский вообще никто не сможет понять, и уж тем более она — коренная француженка.
