Но вместо того, чтобы и дальше изводить меня догадками, Тайлор произнес:
— Думаю, тебе стоит позаниматься и попробовать сдать экзамены в Скаборо. Возможно, сразу же на второй курс. Я поговорю кое с кем в деканате…
И меня это нисколько не вдохновило. Ни «позаниматься», ни его связи в деканате — потому что в этом случае мой обман моментально откроется.
— Мой отец всегда был против магии, — сказала ему. — Он считал, что это не женское занятие.
— Почему же он был против? — тут же заинтересовался Тайлор.
— Разве он вам этого не рассказал, вы ведь с ним общались? — Он покачал головой, и я пожала плечами: — Моя мама погибла, когда мне было два года. Сгорела, пытаясь создать новые Огненные заклинания. Тогда-то отец решил, что магия не для женщин и уничтожил ее лабораторию. — Правда, позже мне удалось полностью ее восстановить. — С тех пор мне было строго-настрого запрещено заниматься магией. Вернее, отец позволил изучить лишь несколько простейших заклинаний, чтобы совладать со своим даром и не причинить себе вреда. Вот и все, лорд Бростон! А вы говорите — Академия!.. Куда уж тут поступать!
— Одри, — позвал он, когда я отвернулась к окну.
Мы как раз подъехали к развилке, откуда одна дорога уходила к монастырю и приюту — туда я наведывалась пару раз в неделю. Вторая вела дальше, мимо участка королевской земли — густые леса, в которых некоторые… гм… несознательные жители Гленншира иногда занимались браконьерством. Потом уже начинались обширные владения Бростонов.
— Одри, — вновь позвал меня Тайлор, и его голос прозвучал мягко, — я так не думаю! Наоборот, считаю, это преступлением — обладать столь сильным и ярким магическим даром и не уметь им пользоваться.
— Да что вы говорите!..
— Я помогу тебе подготовиться.
— Вы ничуть не лучше моего отца! — покачав головой, заявила ему. — Он тоже всегда считал, что знает, как будет для меня лучше. Как лучше со мной поступить для моего же блага… За кого стоит выдать меня замуж, а еще запретить заниматься магией — и все исключительно из лучших побуждений!.. А сам взял и бросил дочь на целых пятнадцать лет, раз в год интересуясь у тетушки Лавинии, как у меня идут дела!
— Одри, мне очень жаль!
Но я покачала головой.
— Правда, на совершеннолетие папа подарил мне скаковую лошадь, хотя я запросто могу свернуть себе шею. Но, знаете, я его очень люблю! И я простила ему все его безразличие, потому что именно из-за него он избавил меня от своего присутствия, тем самым дав полную свободу.
