Михаил возился у стола, смешивая что-то в чашке.
— Пора мне, — невпопад ответил он. — Слушай внимательно. Постельный режим, ноги в тепле. Горло полоскать каждый час вот этим, — он показал на термос. — Пить теплую воду с лимоном и медом. И поешь что-нибудь, пожалуйста. Вчера целый день не ела. Только ничего холодного.
— Да ладно… Я же не глупая, чтобы холодное… Миш, так ты не придешь?
Вот же… Маруська. И правда, на его козу похожа, такая же упрямая. Стоит, пошатывается. И бледная, как поганка. А туда же… кормить его собралась… Неужели он выглядит таким истощенным, что все накормить норовят?
Дурень, ядрена вошь. Женщины так заботятся — накормить, напоить, обогреть. И Маруся не исключение.
— Я приду, — пообещал он. — И не из-за мяса.
— Миш… А спина твоя как?
— Да забыл уж, что болела.
— Миш…
Михаил не понимал, чего она добивается. Он стоял на пороге, собираясь уходить, а она все никак не могла отпустить его, как будто навек прощалась.
Гормоны?
Какие гормоны, ядрена вошь! Если в глазах столько щенячьей тоски, что хочется плюнуть на все дела и никуда не уходить. И целовать, целовать… Целовать до одуряющей сытости, до исступления.
Ядрена вошь. Но она же ясно дала понять, что не готова.
И муж Толик…
Ох, Маруся, что же ты творишь?
Кончик розового язычка скользит по губе. Жаркие ладони на плечах. Маруся не целует, прижимается щекой, обхватывает руками, гладит спину.
— Я решила. Я не поеду в Москву с Толиком. Отвезешь меня в женскую консультацию? Когда ты сможешь?
Соглашайся, дурень.
— Э-э-э… Маруся… — Руки сами гладят худенькие плечи, пальцы обводят острые ключицы. — Мне кажется, твой муж прав. В Москве врачи лучше. Тем более, ты болеешь, и…
— Что?!
Разгневанная Маруся похожа на взъерошенного котенка: глаза горят, когти выпущены, шерсть дыбом.
— Мару…
— Я совета просила? — Она больно ударяет его в грудь кулачками, спохватывается, пугается, но не подает виду. — Если не хочешь, так и скажи.
— Маруся, я не отказываюсь, я…
— Ты прав, — кривится она. — Извини. Я и так злоупотребляю твоей добротой.
Ядрена вошь…
Лорд залаял неожиданно громко и требовательно. Михаил вышел на терраску — пес сидел у крыльца.
— Что, гости? — спросил Михаил.
И точно, его ждала одна из дачниц, покупающих молоко. Надо идти.
— Маруся… — обернулся он.
Но ее на кухне уже не было.
= 29 =
Никто не обещал, что будет легко. Михаил прекрасно понимал, что ступил на зыбкую почву, вторгаясь в личное пространство. К сожалению или к счастью, он принадлежал к той породе мужчин, для которых чужая беременная — табу. И бракоразводный процесс отнюдь не облегчал развитие взаимоотношений.
