— В мальчишку, Ангелок, в мальчишку, — взъерошил мои вихры папенька, подкравшись сзади. — И это…. Побледнее личико сделай.
Я кивнула и поскакала в спальню. Это мы умеем. Это ладно. Где тут моя туника с плеча супруга?!
И вот оно: явление герцога Аверис народу. To есть, всего народа в кабинете ректора как бы и нет. Ниши, ширмы, потайные дверцы — и вот уже в кабинете сидим только мы. Я, как благовоспитанный юноша, сижу в уголке, изучаю какой-то фолиант, изукрашенный самоцветными камушками по переплету. Забавный фолиант. Надо будет изъять его в пользу голодающих. Изучить подробно, потому что это как раз книжечка о местной религии.
Валико расположился с какими-то бумагами на диване. Придвинул к себе низкий стол, и сейчас сосредоточенно изучает собственное расписание занятий с первокурсниками.
В секретарской слышны голоса: папа-ректор приветствует старого знакомого. Вот они входят….
— Сын?
— Отец?
Я, прикрывшись фолиантом, рассматриваю герцога. Да, память меня не подводит. Высокий — едва ли не на голову выше Вальен-таля, а мой супруг весьма не мал ростом. Рыжеволос. Но не как я, не огненно рыж. Глаза серые. Вислые усы. Громогласен. Аура властности подавляет. Сразу в кабинете становится тесновато.
— Что-то случилось?
— Случилось, сын. Много чего случилось с того момента, когда я отпустил Ангелику в Обитель. Мы можем побеседовать наедине? Хотя…. Лорд Вайзер-таль, вам я доверяю. А это кто? Твой воспитанник?
— Да.
— Не проболтается?
— Нет. Клятва на крови, ты же понимаешь, отец….
Герцог кивает и грузно опускается в кресло.
А вот тут, детка, бери-ка ты бумагу и самописку. Фиксируем беседу. Фиксируем.
— 37-
— Все началось после отъезда Ангелики в Обитель, — тяжело начал герцог. — Я и не подозревал, что тривиальшейшая вещь — помолвка дочери, может вызвать такой резонанс. После того, как она попала в аварию, стало еще веселее. Меня — меня! — герцога Аверис, попытались обвинить в убийстве собственной дочери. Посыпались подметные письма. Первые я сжег. Потом кто-то осторожно поинтересовался: а знаю ли я, от кого герцогиня Анелия родила дочь.
— И? — как-то напряженно спросил ректор. Он устроился в своем ректорском кресле, и теперь нервно двигал по черной лаковой поверхности стола тяжелое пресс-папье.
— Вот тут у меня появились первые сомнения, — тяжело вздохнул герцог. Поискал что-то глазами. Не нашел. Сунул руку под камзол, выудил оттуда серебряную фляжку. Открутил колпачок и отхлебнул душевно.
