— Если бы, — зло прищурилась я. — Хотел по кругу пустить. Чтобы каждый из ублюдков лично проверил.
В груди что-то зажгло, дышать стало тяжко. Сознание медленно но верно покидало меня…. я снова бежала по беговой дорожке, снова летел на бешеной скорости серебристый скутер, снова гудели в голове чьи-то взволнованные голоса….
— Нет! Алика! Вернись! Если Пресветлой так угодно — пусть будет чужая душа в теле моей Алики! Пусть! Если ничего нельзя изменить — оставайся!
Снова по горлу скатываются капельки тягучего зелья, отдающего мятой и эвкалиптом, туман медленно тает, и я вижу жгучие карие глаза.
— Меня зовут Вальен, — шепчут губы в миллиметре от моего рта. — Вальен-таль Аверис. Алика звала меня Валико.
— Ангелика, — скриплю я. — Меня в моем мире звали Ангеликой. Мне никогда не нравилось мое имя. Я называла себя Алиной… Можно, я посплю?
Мужские руки бережно укладывают на подушки, укрывают одеялом.
— Спи, маленькая, — шепчет он, убирая с моего лица тяжелую прядь. — Спи. Не бойся ничего, я рядом….
Девушка спит. Действительно, просто спит. Вальен-таль настороженно прислушивается к ее дыханию, всматривается в исхудавшее лицо. Он еще обдумает все, что услышал. Обдумает, разложит по полочкам, поймет и примет.
Не сразу. Но примет. Потому что не сможет бросить на произвол судьбы девушку. Потому что не хочет остаться один в этом безумном мире, где родители отказываются от ребенка, потому что он не может принести прибыль. Потому что только любовь к сестре помогала ему выживать. Потому что их теперь двое — изгоев.
— 5-
Никогда бы не подумала, что Душе в новом теле так трудно прижиться. Еще несколько недель я балансировала на грани сна и яви. To проваливалась в забытье, то бодрствовала дни напролет. И все время рядом со мной был Вальен- таль. Кормил, поил совершенно невкусными зельями, от которых хотелось плеваться. На руках таскал в туалет, обтирал влажными полотенцами, перестилал постель и переодевал меня в свежую сорочку. И нет — стыд меня не мучил. Во-первых, чего он там еще не видел, во-вторых — не до ложной скромности, когда ты и голову-то с трудом держишь.
Полностью я пришла в себя в первые дни осени. Однажды проснулась утром и поняла, что все. Не могу больше лежать бесчувственной колодой. Хочу встать. Хочу сама добрести до нужника. Хочу залезть в ванну, и от души поскрести себя жесткой мочалкой. И волосы хочу промыть. До скрипа, до ощущения кристальной чистоты.
— А еще я хочу, чтобы с моей кровати убрали эту чертову перину! — с чувством сказала я, силясь выбраться из объятий пухового монстра. Честно сказать — никогда не любила перины.
