— Ох, ты ж, черт!
А что тут еще скажешь? Черти, они гнусные, прям как эта ситуация.
— Ой, и тосковала она, ох, и плакала, чуть волосы на себе не рвала. Исхудала вся, одни глаза-то и остались, уж как не выплакала, я и не ведаю.
Мы помолчали, после я спросила:
— А потом? Потом что было-то?
— Потом… — лицо домового стало вдруг жестким, — ушла она, Стасенька. Точнее будет — улетела. По ночи, не прощаясь.
— Куда улетела?
— Дак, к нему в столицу, — дядь Никодим плеснул себе еще. — Это я все потом узнал от знакомого домового. Прилетела она к этому, чтоб его черти порвали, любовь она, Стась, гордости-то лишает. Да только зря летела: у него таких ведьм две штуки — покорные, красивые, а уж что гордость давно забыли, про то и речи нет.
— И он ее… выгнал? — я уже исключительно шептала.
— Лучше бы выгнал тогда, — тоже шепотом ответил домовой. — С ним она жила, полюбовницей-то.
Недоверчиво гляжу на домового. То есть, не то чтобы словам не верю, нет, домовые народ честный, просто как понять "с ним жила", коли там еще две ведьмы имелись.
— Д-долго жила? — спросила осторожно.
— С год где-то, — произнес дядь Никодим, — а мы с Борей ждали и ждали-то, что вернется, одумается, что проснется гордость-то четвертой полюбовницей у энтого, с кровью демонов, жить.
И тут я как заору:
— Чего?!
Домовой как раз себе самогона еще наливал, а от моего вопля едва не расплескал все. Взглянул укоризненно, рукавом стол вытер и хмуро спросил:
— Чего орешь?
Ну, я раскрывать-то карты не стала, просто уточнила:
— Речь-то случаем не о лорде Тиаранге-то?
И замерла, ответ ожидаючи.
— О нем, будь он трижды проклят, о нем, изверге.
Слов нет, одна ругань позорная. Правда и вопросик:
— Дадь Никодим, вы сказали, что две ведьмы у него было, а потом говорите, что четвертой полюбовницей стала. А что, и третья была?
— Была, магиня какая-то, вродь, даже адептка из этой ихней АБМ, тож с ними в одном доме жила. Дом-то большой, комнат много, вот он и поделил дом на две половины, стало быть, на одной эти живут, между собой не ссорятся, а на вторую половину им ходу нет, он сам коли хочет — приходит, а коли нет — так и кукуют они в одиночестве.
— Э-э-э, — все еще слов нет, — а что он, ко всем?
— Нет, Стаська, не ко всем, а к кому пожелает, к той и придет.
Дадь Никодим выпил залпом и продолжил:
— К моей-то ходить совсем перестал. Месяц она ждала, второй, третий, да и, собрав вещи, ушла поутру, только…
— Только что?
Махом выпив все из кружки, домовой ударил ею о стол и в сердцах ответил:
