— Юнкер подозревает и даже особо не скрывается. Улыбается гаденько, типа: ври-ври, мой глупый еврей, но я-то точно знаю, что ты сделал этим летом, — бубнил толстый.
— Весной, — машинально поправила я, — тебя барон сдал?
— Не похоже. Ни разу эсбэшник его не назвал. Фотки с камеры наблюдения показывал. Как я лезу в биплан, да как взлетаю, — Изя нежно улыбнулся, вспоминая. Дымил своим гадким табаком беспрерывно. — потом про деда моего вспомнил, про его заслуги перед Империей. Зачем?..
Я выключила слух. Открыла оконную створку настежь. Звезд насыпалось в черное небо расточительно много. Ветер с залива нес запахи большой воды.
Что со мной? Неужто я — нервная выпускница Сент-Грей, обчитавшаяся бульварных романчиков? Верю в книжную любовь-морковь и золото баронских манер? Или я прежняя сирота хомо верус из приюта Святой Каталины? Мои воспоминания детства прожарены тамошними лекарями в ноль. Никакие события розового младенчества не откликаются на зов. К слову, обычные люди свои обстоятельства раннего детства помнят с трудом без всякой чистки. Но остальное-то со мной. Прибито насмерть. Любви нет. Надежда — глупое чувство. Вера? Есть только я и Неназываемый. Все. Об чем печаль?
— Меня упоминал твой гад Юнкер? Если камера с парковки засекла тебя, то меня она тоже не пропустила. Особенно в кабине.
Звездная пыль надоела мне. Я отвернулась от окна.
— Нет, и это странно, Леня, — заговорил Кацман энергичнее гораздо. Стал в своей вечной манере прикидывать варианты логических построений офицера СБ. Если бы Юнкер смог додуматься до такого фантазийного беспредела, то генеральские звезды привинтил бы еще вчера.
За створкой приоткрытой дверки гардероба обнаружилось зеркало. Я подошла. На меня смотрело растрепанное непоймичто. Круги под глазами. Губы мокрые распущены. В одной руке дымит короткая сигарета, в другой проливается через край стакана вино. Сквозь белую ткань несвежей сорочки нахально лезут соски. Кто-то здесь чего-то хочет. Страдает о всякой ерунде. Вот нифига я не научилась ни чему. Не выходит, хоть стреляйся. Я похлопала себя по карманам. Попадала уже не слишком точно. Пусто. Мой трофейный револьвер остался в чужих лапах.
Я задолбалась ныть. Выпила оставшееся пойло одним глотком. Зеркало глядело в лицо отчаянно-весело. Очнись, Ло! Как друга прошу, хватит. Об чем страдания страдальческие, детка? Че те надо от барона? Благодарность за то, что спасла его красивую задницу? Нафига? Сама приперлась, он об этом не просил. Похотливые одинокие сны замучили? Сама виновата: нечего было лезть к барону в клетке! Сладко? Хочется опять? Еще как! Безупречных блондинов благородного происхождения Неназываемый посылает не каждый день. Спасибо честно сказала и одному и другому, тут за мной долгов нет. Довольно соплей! Крепись, моя дорогая! Наплюй имперски-далеко и бесповоротно-искренне!
