— Добрый вечер, — промямлила я. Села на свое место.
Я не видела его так близко пять дней. Ни одного слова не было между нами с тех пор. Когда…
— Привет, — ответил он своим глуховатым голосом, — как идет подготовка к соревнованию?
— Нормально. Пит и Пул гоняют себя и меня, как сидоровых коз, — я воткнула вилку в котлету и стала есть. Вряд ли ему интересно, как прошла моя тренировка. Продолжила с набитым ртом. — Командира у нас нет, ведущего нет, помочь некому. Ковыряемся на свой страх и риск туда-сюда…
— Задачи победить в личном первенстве нет, Петров. Надо отстоять честь эскадрильи. Это значит: дойти до финиша и уложиться в норматив. Это командное соревнование, — ровно говорил Кей-Мерер, глядя на мои котлеты. Пододвинул ближе тарелку с хлебом. — Ешь. Ты похудел. Некрасиво.
— А ты поэтому пришел? — тут же отозвалась я.
Зря. Надо было сделать вид, что не заметила его внезапный переход в личную плоскость. Все же я женщина. Три слова и потекла.
— Да, — он поднял на меня прозрачный взгляд. Никакого страдания и прочей сентиментальной муры. Жесткий рот. Я раздражала командира. Вся эта полутемная столовка выводила его из себя. — Мне пожаловались близнецы, сказали, что ничего не ешь. Ты можешь не пройти контрольное взвешивание, Петров. Поэтому, если хочешь остаться в эскадрилье, то следи за весом и употребляй углеводы в усиленном количестве.
— Углеводы? — переспросила я. Взялась за край тарелки с хлебом.
— Да, — барон подтвердил.
Углеводы?! Контрольное взвешивание? Его только это интересует? Что ж я женщина. Из песни слов не выкинешь. Дурное сердце колотилось пульсом в пальцы. Бешено хотелось что-нибудь разбить.
Я сгрудила белые ломти на стол. И запустила тарелкой в окно. Стекло лопнуло истерически-жалобно, опадая. Очень качественный вышел звон. А уж мусору сколько насыпалось! Мне реально стало легче.
— Теперь котлеты. Или жалко? — скривил губы неприятно Кей-Мерер.
— Да, — согласилась я. Выложила их по одной сверху на хлеб. Освободила тарелку. Смотрела на барона.
— Чего же ты ждешь? — он откинулся на спинку стула, ногу на ногу положил и кривил светлые губы. Прозрачный взгляд шлялся по моей коже как хотел. Щупал нагло.
— Не боишься, что тебе в морду прилетит, Макс? — я слегка подкинула белый фаянс в руке.
— А давай, — он застыл. Смотрел в глаза прямо. Улыбаться прекратил. Собрался, как перед дракой. Снял машинально со лба выбившуюся вперед волнистую прядь. Произнес тихо: — смелей.
Кости знакомо побелели на кулаках комэска. Морду мне снова набить мечтает, скотина!
