Немного поколебавшись, Норман согласился. Доктор Уэйленд с облегчением повесил трубку.
Весь день и до глубокой ночи он долго бродил по дому и прилегающему участку, из-за чего вернулся в свою комнату поздно, утомленным и разочарованным, и устало опустился на стул. Чуть позже взволнованно встал и принялся ходить по спальне. Резко остановившись перед настенным зеркалом в конце комнаты, он строго посмотрел на отражение в нем и пробормотал про себя:
— Ты старый дурак, если думаешь, что должен стать грабителем, взломщиком или еще кем-нибудь, чтобы попасть в эту инфернальную комнату. Кинг, старина, есть только один достойный способ попасть туда. И как врач, ты воспользуешься своим правом этим же утром.
С протяжным вздохом облегчения Уэйленд лег, чтобы забыться столь необходимым сном. На следующее утро после завтрака он заглянул к Энн и направился в кабинет. К его удивлению, Дик оказался уже там — он снимал перчатки.
— Здравствуй, Кинг! Как Энн? — нетерпеливо спросил Норман.
— Пока спокойна. Дик, ты рано. — Отметив его изможденный вид, он добавил: — Выглядишь не лучшим образом.
— Чувствую себя немного потрепанным, но это не важно. Можешь что-нибудь рассказать об Энн?
— Да, но прежде всего, Норман, я хочу кое-что попросить. Можешь сделать так, чтобы нас ненадолго никто не мог побеспокоить?
Норман резко вскинул голову. Казалось, мгновение он был ошеломлен, но затем пересек комнату, закрыл дверь и запер ее. Вернувшись, он встал спиной к большому камину. Уэйленд внезапно наклонился к нему через спинку массивного кожаного кресла, которое стояло между ними, его глаза светились неестественным светом, будто проникая в самую душу человека, стоявшего перед ним. Затем, подняв указательный палец, он потребовал:
— Норман, скажи мне как мужчина мужчине: что заперто в восточном крыле?
В Нормане произошла перемена, настолько внезапная и быстрая, что обвинитель едва не вздрогнул. Лицо Нормана сменило здоровый румянец на болезненную бледность, глаза выпучились, челюсть отвисла.
Уэйленд быстро обошел кресло, которое их разделяло. Обхватив плечо Нормана железной хваткой, он грубо потряс его. Затем приблизил обвинительный палец к бледному лицу, и каждое его слово было подобно удару пилы, он почти кричал:
— Ответь мне: какая женщина не сошла бы с ума или не обезумела от гнева, узнав, что муж, которого она любила и уважала, держит в роскошной комнате скелет бывшей жены? Любовь и ласки, предназначенные Энн по праву, взамен получает эта мерзость; драгоценности, которые она должна была носить, украшают эту ужасную шею; прекрасные платья, которые должны принадлежать Энн, надеты на эти дряхлые кости. Господь милосердный! Нет ничего удивительного в том, что она приходит в бешенство при виде тебя, и как ты смеешь приходить к ней после того, как прикасался к такому страшному существу? После того, как она узнала об этом, удивительно ли, что она ведет себя как сумасшедшая, лишь завидев тебя?
