— А зачем, — вмешался пылкий Гарун, — в исполкоме сидит группа Махача и Коркмасова? Вот пусть они и разоблачают контрреволюционеров!
— Махач и Коркмасов надеются победить всех врагов революции путем парламентских дебатов, — кинул кто-то язвительную реплику.
— И все-таки очень хорошо, что они в исполкоме, — возразил Уллубий. — Очень хорошо, что им удалось выставить оттуда Гоцинского. Это большой, настоящий успех. Однако, друзья… — Уллубий помолчал. — Все вы знаете о наших разногласиях с социалистами. И по аграрному и по другим вопросам. Поэтому мы никак не можем целиком переложить на них задачу разоблачения контрреволюционной линии исполкома. Повторяю: я вовсе не предлагаю, чтобы бюро свернуло все свои дела в связи с моим отъездом. Уезжаю только я. Бюро остается здесь. Я возьму с собой только двоих из вас. И то на добровольных началах. Ну как? Есть желающие отправиться со мной в Петровск?
— Если ты так ставишь вопрос, поедет любой из нас. Ты уж сам решай, кого возьмешь, — после паузы сказал Солтан-Саид.
— Хорошо, — ответил Уллубий. — В таком случае со мной поедут Гарун и Гамид. Остальные товарищи остаются здесь и продолжают работу. Мы будем держать друг с другом тесную связь. Итак, по главному вопросу решение принято. Остальное решим в рабочем порядке.
Перед тем как разойтись, Уллубий, чтобы не было никаких кривотолков и обид, объяснил, почему он решил взять с собой именно Гаруна и Гамида. Зайналабид и Солтан-Саид нужны были здесь, в Шуре, для работы в «Танг-Чолпане». Что касается лакской газеты «Илчи», где работал Гарун, там остается опытный работник — литератор Курди Закуев. Он вполне справится и без Гаруна.
Разошлись уже под утро. Когда Уллубий наконец улегся в постель в комнате на втором этаже, которую отвел ему Каирмагома, уже пели петухи, слышался голос пастуха, выгоняющего стадо. В открытое окно заглядывали вотки яблони с поздними спелыми плодами. Предутренняя прохлада нежила и клонила ко сну. Но Уллубий долго лежал с открытыми глазами. Он видел, как медленно проясняется ночь, как светлеет небо. Видел, как ласточки и воробьи, весело чирикая, безмятежно перепрыгивают с ветки на ветку, садятся на оконную раму, пригнув головки, с любопытством глядят внутрь комнаты. Мысли его были далеко-далеко от этих благостных, мирных картин. Он думал о том, что завтра надо обязательно успеть зайти к Ажав, попрощаться с нею и с Тату, объяснить им причины внезапного отъезда. Непременно надо встретиться с Махачем и Коркмасовым, выяснить, каковы их дальнейшие планы. Если вооруженная банда Гоцинского спустится с гор, не придется ли им открыть ворота города? Не пора ли Махачу и Коркмасову менять тактику? Не лучше ли социалистам выйти из исполкома, выразив недоверие этому контрреволюционному органу власти, и призвать народ свергнуть его? В конце концов, не так уж трудно растолковать людям, что заправилы исполкома отличаются от бывшего губернатора и его чиновников лишь тем, что клянутся на каждом шагу революцией и свободой… Как бы то ни было, Махачу и Коркмасову надо будет объяснить причины, побудившие его переехать в Петровск. И заверить их, что это не помешает им и впредь действовать сообща в интересах революции…
