Лесное лихо | страница 63



– А я слышал, кто живой от нечистых возвращается – тот всё равно порченный! – говорит Ханза. – Пацаны рассказывали, один лесоруб в лесу заблудился и зашёл в Костяной Лес, где на деревьях скелеты сидят. Там его мертвец покусал, лесоруб с ума сошёл, пришёл ночью в свою деревню и стал всех жрать, а с детьми грязные вещи делал. Отец, что такое грязные вещи?

– Это когда тебя имеют, как девчонку, только в задницу! – хохочет Хазын, за что немедленно получает пощёчину от отца.

– Думай, что говоришь! – рычит Гурим. – А ну-ка, оба спать сейчас же! И не сметь бояться, а то выдеру! Не бойтесь, пацаны, – говорит он помягче. – Это всё сказки. Ничего такого не бывает.

Рыбаки засыпают под бескрайним небом. Младший Гыбир спит между отцом и старшим братом. Под утро Гурим просыпается от сильного запаха копчёной рыбы. Он поворачивает голову. Так и есть – на месте Ханзы лежит жайын.

– Хазын! – зовёт Гурим. – Хазын, да проснись же!

Хазын просыпается и таращит глаза на жайына.

– Вот мелюзга! – бормочет он. – Шуточки ему, чтоб его забрали!.. Эй, Гыбир!

– Гыбир! – зовёт Гурим.

Младший не отзывается. Отец и старший поднялись, чтобы идти на поиски, но искать пришлось недолго.

– …Ы-ы-ы! – мычит Хазын, стоя возле коптильни. Глаза у него белые, как у варёной рыбы, челюсть прыгает, из открытого рта тянется нитка слюны.

Гурим бросается к коптильне, где вечером лежал огромный жайын – и солнце меркнет в его глазах. Вместо рыбы на решётке лежит голый Гыбир, выпотрошенный и проткнутый насквозь палкой, как рыба, которую коптят.

Гурим вспоминает то, что ему когда-то шептали старшие, оглядываясь по сторонам: «Никогда не говори, будто Их не бывает. Даже в шутку. Даже не думай так. Особенно ночью. Не любит это Добрый Народ. Наказать может». А потом его сознание меркнет, и он забывает всё – жену, дом, забывает, как ловил рыбу, забывает страшную смерть младшего сына, забывает, как его зовут, и почти забывает человеческую речь.

Он помнит одно.

Никогда нельзя сомневаться в могуществе Доброго Народа.

Он будет говорить это всем, пока его сознание не померкнет окончательно, и он не перестанет существовать. Но останется его сын – поседевший в двенадцать лет, заикающийся и подволакивающий левую ногу. И он тоже – пока его не повесят за распространение богопротивных слухов – будет рассказывать всем, как наказывают Ночные Хозяева тех, кто не верит в их силу.

* * *

Это игра такая – лазать по развалинам мёртвого города, искать разные странные штуки, вздрагивать от скрипов и шорохов, а потом рассказывать мелюзге про кровожадных диких зверей, или призраков, или чудовищ (которых, конечно же, победили). Иной герой-путешественник такого наврёт, что самому не по себе станет, а уж маленькие слушатели и вовсе обревутся со страху. Отцы, если узнают, могут и выпороть – не так чтобы очень сильно, сами ведь когда-то были пацанами и бегали в мёртвый город – но чувствительно. Всё же мёртвый город – это не шутки, там опасно. Конечно, ни волков, ни медведей, ни других крупных зверей там можно не опасаться – не любят они мёртвые города. А вот на змею налететь, или гнездо шершней невзначай сковырнуть – это запросто. Или просто свалишься куда-нибудь в яму и не вылезешь. Или в высоком доме со стены упадёшь. А стены там – у-у-у! Как скалы на юге (правда, никто из горожан не видел эти скалы, но, если старики сказали, значит, так оно и есть). Смотреть вверх, так шапка падает! Говорят, эти дома мало-помалу разрушаются, а в старые времена были ещё выше. Но и сейчас они – выше самой высокой храмовой башни. Если забраться на вершину – видно далеко-далеко вокруг!