Он пошагал по стёжке, которой прошли люди Чарнецкого, а прежде них – безутешная Ванда, бежавшая куда глаза глядят. Чудный звон, доносившийся отовсюду и ниоткуда, звучал то громче, то тише, и Микалай сам не заметил, как улыбается этой странной музыке. «Слушай нас, человече, – молвили колокольцы, – Открой свою душу песне, что слагают наши неживые голоса. Забудь горе, забудь печали, забудь радость и все заботы. Останься здесь, среди пушистого инея и стылого покоя»…
Микалай увидел стоящего впереди человека и на всякий случай положил руку на саблю. Он узнал одного из пахолков пана Чарнецкого. Видать, и сам пан Чарнецкий неподалеку. Добре. Значит, удастся довести дело до конца.
– Эй, любезный! Где пан твой? Увидал меня да в кусты отлучился? – задиристо окликнул Микалай ваяра. Тот повернулся к нему, и рыцарь едва не подался назад при виде неживого стылого лица.
– Иди, пане, как идёшь, мимо судьбы не пройдёшь, – без выражения ответил пахолок.
– Шутки шутить вздумал? – нахмурился Микалай.
– Отшутили мы своё, пане Микалаю. Мы тут все мёртвые. Посмотри, вот трупы наши вдоль стёжки лежат.
Микалай сморгнул и увидел, что перед ним и впрямь лежит в снегу труп с белым бесстрастным лицом. Черты лица были точь-в-точь как у того пахолка, с которым он только что разговаривал. Даже неживая, навеки застывшая усмешка под рыжими усами. Через десять саженей он увидел ещё одно тело в снегу, ещё дальше – два разом. Микалай вздохнул, снял шапку, перекрестился и пошёл дальше. «Мало мне Чарнецкого – и нечистая сила против меня, – думал он. – Господи, Пресвятая Богородица, Миколай Чудотворец, ангел мой добрый, укрепите дух мой и руку мою. Предки мои, не дайте мне осрамиться, помогите быть достойным шляхтича с крови и кости… Чтоб секла моя сабля всякого человека, зверя лютого и нежить поганую…» Звон наплывал со всех сторон и пел страшную чарующую песню, от которой путались слова молитвы, а в голову лезла срамная нелепица. Странные образы, притягивающие и пугающие, мелькали между опушённых инеем веток. Мерещилось, будто деревья кружатся, покачиваются и с лёгкими поклонами отстраняются с дороги.
– А ну, покажись, нежить лесная! – Микалай остановился и вынул саблю. – Переведаемся по-рыцарски, если не боишься!
Колокольчики отозвались тихим насмешливым звоном.
Впереди показался просвет. Микалай, сам не зная почему, прибавил шагу – и выбежал на поляну.
Первое, что он увидел, было кровавое пятно, шириной в конскую шкуру. Рыцарь подошёл ближе и вытащил из толщи снега утонувшие в ней саблю да пистоль пана Сбыслава Чарнецкого. Поодаль лежала бобровая шапка, выпачканная в крови. Больше ничего.
