Вздохнул пан Микалай, снял шапку и поклонился месту, где его соперник принял последний бой и лютую смерть.
– Вот, значит, как, – проговорил он. Оглянулся вокруг – и истомлённые болью глаза вспыхнули от радостного изумления.
– Ванда?
– Уммрррр! – послышалось с высоты, и молодого шляхтича ожог хищный нелюдской взгляд.
* * *
Услышав в зимнем лесу нежный звон колокольчиков – когда, кажется, лёгкий ветерок играет с тонкими прозрачными сосульками, или звенит сам перемороженный воздух – не ходите на звук.
Потому что звук этот сулит неведомую смерть.
Многие ходили за ним, да никто не вернулся.
За овальным входом в дольмен – непроглядный, всепоглощающий мрак. Но идти надо.
– Стас, вперёд! – Отец кладёт руку на плечо младшего сына, то ли ободряя, то ли подталкивая. Стас кивает и, пригнув голову, ныряет в каменный зев.
Внутри дольмена царит кромешная тьма и могильная тишина. Стас слышит то, чего не слышал прежде никогда – собственное дыхание и стук крови в висках. Рюкзак со снаряжением и ружьё, с которыми он только что протопал полтора километра по лесу и даже не вспотел, вдруг кажутся неимоверно тяжёлыми. Когда накатывает паника, мальчишка вспоминает, что ему говорил отец: «Ни о чём не думай. Просто иди. Я двадцать раз проходил, Влад проходил, и ты пройдёшь».
Стараясь ни о чём не думать, Стас поворачивает направо. Шаг, другой – пальцы упираются в стену. Здесь повернуть налево. Три шага между двух стен, которые вот-вот сдвинутся и расплющат тебя («ни о чём нее думай!!!»). Кажется, воздух в дольмене становится густым, и ты вязнешь в нём, как муха в варенье («просто иди!»). Опять стена. Направо… А вот и он, овальный лаз почти в рост человека. То есть не взрослого, а такого, как Стас, парня двенадцати лет. Есть! Получилось! Прошёл!
Бледный, задыхающийся от волнения Стас кубарем выкатывается из каменного окна на дно балки.
– С прибытием! – Влад помогает ему подняться и порывисто обнимает. Он старше на три года и выше на голову, сложением уже напоминает молодого мужика, а не мальчишку, и потому в обычное время относится к Стасу этак насмешливо-покровительственно. Но сейчас по Владу видно, что он волновался не меньше, чем младший.
Через полминуты из окна дольмена выходит отец.
– Ну как? – спрашивает он.
– Нормально, – отвечает Влад.
Стас, сердце которого колотится как после катания на «американских горках», находит в себе силы кивнуть.
Отец ни голосом, ни движением не выдаёт волнения, только глаза заметно построжели.
