Район выглядел необитаемым.
Когда я выбралась из джипа и огляделась, оказалось, мы в самосевной роще среди старых разрушенных корпусов и ангаров. Темно, огней почти нет, а когда потухли фары, мы оказались в кромешной мгле.
Эмиль подошел к незаметной двери, утопленной в стене. Отпер ее и нырнул внутрь, включил тусклый свет. Он подал руку, чтобы помочь перебраться через высокий порожек, но я ее проигнорировала.
— Я сама.
Раньше мне нравилось, когда мужчина опекает. Нравилось опираться на сильное плечо, мечтать, что он мой защитник. После того, как муж стал опекуном на самом деле и обращался со мной, как с тяжелобольной, захотелось самостоятельности. Через порог я еще способна перебраться. Я не настолько слабая.
— Пойдем, — хрипловато позвал он.
Я шла за широкой спиной мужа, кутаясь в плащ, и было почти не страшно. Смотрела в пол: грязный, заваленный хламом. Под подошвами хрустел мусор. Я справлюсь. Я здесь. А все что случилось, осталось в прошлом. Пистолет за поясом не придавал уверенности — из-за него я нервничала еще больше.
Эмиль остановился напротив разбитого дверного проема и вошел в комнату. Ободранные стены — до кирпича, разбитые окна. Пол завален досками и кусками штукатурки. Среди мусора лежал человек. Мужчина.
Скорчился на боку, поджав связанные руки и ноги. На голове черный мешок. Как только мы вошли, он начал громко сопеть. Услышал нас — сор шелестел на каждом шагу. Эмиль обошел его, ухватил за шкирку и вздернул на колени.
Тот издал сдавленный звук, нащупывая ровное место среди битого кирпича. А не было таких мест. Придется на камнях стоять.
— Заткнись, — велел Эмиль, в руке появился нож, он хотел разрезать путы на запястьях. Тот притих и опустил голову, словно смирился с судьбой.
— Не надо, — прошептала я, догадываясь, чего он хочет.
Только не ставь его на колени с руками за головой… Не напоминай.
— Как скажешь, — буркнул Эмиль, и сорвал черный мешок.
Парень выпучил глаза и безмолвно заорал — рот был заклеен скотчем. Мокрый, взъерошенный, с красным лицом… Сильно избит — очень сильно. Распахнутые голубые глаза кричали о помощи так откровенно, что я непроизвольно отступила.
— Он, — сказал Эмиль.
Я его не знала. Лет двадцать. На студента похож. Может такой избивать и насиловать женщину?
