Берлин — Париж: игра на вылет | страница 62



— Говорят, кайзер спохватился, что в суматохе послевоенных дел, позабыл и мне что-нибудь крестообразное от себя лично навесить. Теперь вот — пользуется случаем. А еще я слышал, что будет какой-то особый сюрприз, связанный с нашим «Новиком». Не иначе модельку подарить задумал. Видел я, какие тут из серебра шедевры делают. Только жаль, что этим всем ни лихого красавца моего, ни товарищей милых, со дна не вытянуть…

— Понятно. Но, не будем о грустном. Так, как я выгляжу?

— Sie sehen toll aus, herr Korvetten-Kapitän!

— Vielen Dank, mein lieber Kamerad. Ну, что, Захарыч? Давай, веди сдаваться. Кто хоть тут у нас самый главный? Не сам генерал-адмирал, надеюсь?

— Нет. Алексей Александрович больше по французской части, — Балк-второй состроил слащаво-умильную мину, что с его чертами и мимикой получилось слегка по-людоедски, — И хотя, как говорят, Государь ему это предлагал, в итоге, их выбор пал на Александра Михайловича. И при его особе, для пущей солидности, Рейценштейн с Рудневым.

— С кем?! Всеволод Федорович здесь?.. А ты, случаем, ничего не попутал, братец?

— И по какому поводу такие «большие глаза», Вась? Адмирал Руднев прибыли-с по личному приглашению кайзера и личному же распоряжению генерал-адмирала. Так-то.

— Ясно… Так. Тут кто-нибудь знает еще, что ты меня вниз караулить пошел?

— Нет. А что?

— Чудненько. Вот что, Захарыч, просьба у меня к тебе. В форме приказа, не обессудь. Добудь-ка мне моего бывшего кэпа минуточек на пять. Просто позарез перетолковать с ним надо. Только постарайся так дельце обставить, чтобы никто не пронюхал, что я здесь. А на пятнадцать минут я опоздаю или на двадцать пять, сие уже не принципиально, что так, что этак — один черт по холке настучат.

* * *

Сцена, которую застал Сергей Захарович в номере у Великого князя, а сегодня, по обстоятельствам, — в их «штабной избе», была достойна пера Гоголя и кисти Брюллова одновременно. Под руководством адмирала Александра Михайловича Романова, Гинце и Мюллер наводили последний марафет, придирчиво оценивая лоск мундиров Эссена и Рейна. Заодно все трое на чем свет стоит, костерили до сих пор отсутствующего Василия, призывая на его голову все кары земные и небесные.

Судя по господствовавшему в здешнем обществе настроению, опоздание к званому ужину при Дворе Его величества Императора и короля, большинством присутствовавших расценивалось как нечто невообразимо чудовищное, сродни проигрышу Шантунгского сражения. Лишь тихие смешки от дальнего, углового окна, где о чем-то своем беззаботно и оживленно болтали Руднев с Тирпицем, являли собой разительный контраст тяжким охам-вздохам, поминутным поглядываниям на циферблат настенных часов фирмы Якоба Кинцле, и прочим симптомам неврастении. Эта парочка была занята друг другом намного больше, нежели тем, что творилось вокруг.