— Но?
— Мне он показался скучным. Часть лекций я прослушала, а часть прогуляла.
— Скучным? — мужчина словно оскорбился. Хотя почему словно… Мне лично тоже бы за родину обидно стало!
— Ну, а что? Ни один верджилиец на лекции не явился. Фотографии вы делать не даете, свидетелей, которые бы общались с вами, почти нет, описаний путешественников — тоже, зверей не отправляете, даже растения жмотите! А ваш язык… — я замолчала и закатила глаза.
— И он вам не угодил?
— Смесь немецкого с китайским! Ни произнести, ни написать. Нет, я, конечно его выучила, к языкам у меня особая страсть, но удовольствия от него не получаю ни малейшего.
Мужчина как-то нехорошо улыбнулся. Было в этой улыбке что-то не то угрожающее, не то предостерегающее, но в любом случае по спине прошелся холодок.
Ноэль поднялся и медленно, не сводя с меня взгляда, подходил ближе, неспешно произнося:
— Унцвейг де гир андрух те пас,
Ильван айн хи, ту ке верас.
Я прекрасно знаю верджилийский. Неприятные слуху согласные и ужасные придыхания в конце фраз превратились вдруг в завораживающую музыку слов и интонации. Учителя говорили, что на верджилийском я разговариваю почти без акцента. Ха! Я удивлюсь, если кто-нибудь из местных разберет хоть слово сквозь мой акцент…
«Красив рассвет, на кончиках твоих ресниц дрожащий,
Хочу испить я жизнь из губ твоих манящих…».
— Получите, — негромко произнес Ноэль, оказавшись совсем близко, но я безнадежно потеряла нить разговора.
— Ч… что получу?
— Удовольствие. Это я вам гарантирую.
Его пристальный взгляд смутил. Он рассматривал меня, словно необычного зверя, подобных которому никогда раньше не видел.
— Хотите цветов?
— Хочу, — произнесла я, замерев, словно мышка, пока магал осторожно, почти бережно заправлял за мое ухо выбившуюся из хвостика прядку. — В смысле, не от вас. Ну, ваших цветов, но не от вас. Не как от мужчины. Вы понимаете, о чем я?
— Нет.
— Хорошо, — отступая на шаг назад, я натянула рукава кофты на ладошки. Всегда так делаю, когда нервничаю. — Я сразу хочу расставить все точки над i! Поскольку мы вынужденные узники в вашем мире — держите дистанцию. В мои покои заявляться не нужно. И не тешьте ни малейших иллюзий по поводу того, что я могу стать вашей любовницей. Это исключено. Категорически. А, если вы решите посягнуть на мою непорочность, — мужчина изумленно приподнял бровь, явно не поверил, — то я буду жаловаться в межмирный совет и он…
— Ничего мне не сделает. С чего вы решили, что настолько неотразимы?
