Рассеянным взглядом девушка окинула полумрак кухни. Здесь явно чего-то не хватало. Конечно же: гитара, что покоилась в гостиной.
Скользящей походкой мутного призрака она проплыла за ней, а потом, оставив квартиру открытой, нырнула в пучину улиц.
Хорошо гулять по ночному городу, когда вокруг тишина, а в твоих руках — музыка, в твоей душе — голос.
В сизом платье, босая, девушка шатающейся походкой шагала по трассе, играла, и ветер трепал её длинные светлые кудри, подхватывая пьяные ноты, смешиваясь с гнилью от трелей скрипки. Мир шёл под углом, но Яна жила под углом. Качающиеся дома искажались в улыбках, а окна мерцали с приветом. Нестройные аккорды рассекали ночь, и тени иных миров струились вихрем к земле.
По стенам высоток, из тьмы переулков, из глубин тенистых ветвей кроткой походкой тянулись чёрные коты.
Большие и маленькие, худые и полные, злые и счастливые — они все следовали за той, кто воззвала к ним, кто искала.
Из руин Вавилона, из песков пирамид, на тлене голодных улиц и пыли пустых квартир — они прибывали сюда, оставляя родные эры, покидая родные миры.
Великое множество кошек с пристальным взглядом немигающих зелёных очей, мерно урча, обступало ту единственную, кто сегодня играла им. А она — она уподобилась бледному духу забвения, той, что блуждала среди останков великих эпох. Её музыка, подобно крыльям ворона, направляла ночных зверей, указывала им путь, а сама дева шла перед ними, главная, зла на мир, довольна своей свободе, безотказной, пугающей — мнимой. И пусть, пусть к утру всё пройдёт, и с восходом жёлтого диска она снова наденет бледную маску любящей жрицы семьи, но это потом. Не сейчас. На пока — её время, её ночь.
Пики прекрасного замка всё явственней проступали в ореоле полной луны, и всё ближе слышна была дикая партия старого скрипача. Всё отчётливей бурлил клич вечно урчащих котов.
Цветы загробного мира распускали бутоны феерий про призраков, мостовая стелилась алыми лепестками железных роз.
Если двери — то настежь, ворота — домой.
Воплотившись в звук, всецело отдавшись чувствам, девушка всё шла по улице, не имея ни малейшего представления ни о конечной точке назначения, ни о смысле происходящего: ей было всё равно. Здесь и сейчас она была счастлива и хотела, чтобы счастье это никогда не кончалось. К чему ждать графов и королей, когда свои крылья крепче любого плаща.
Дорога кончилась с последним аккордом, открывая путнице вид на раскинувшуюся пред мутным взором площадь, где в сиянии прожекторов сошлись в танце две фигуры: одна в чёрном одеянии монахини, другая облачена в алое, с копной спутанных седых волос.
