Чупров, не простившись, бросился к такси.
Всюду строились, кровельное железо было дефицитным материалом; чтобы приобрести его, да еще в облсельхозснабе, где сидел упрямый народ, требовались крепкие нервы, громкий голос и умение во-время прикинуться несчастным.
Чупрову предлагали залежавшиеся на складах ветровые установки, корнерезки, жмыходробилки, а он жаловался, что скотный двор в колхозе стоит раскрытый, что надо менять крышу на конюшне, что построили клуб, а покрыли толем — никакой красоты, смешно смотреть — очаг культуры… Пришлось постучать кулаком по столу, припугнуть облисполкомом, побегать из кабинета в кабинет с бумагами. Никто, конечно, не поверил, что в колхозе у Чупрова половина общественных построек требует перекрытия, но, тем не менее, железо выписали.
Уладив дела, Чупров встретился с Бессоновым.
— Слыхал? Железо кровельное привезли в сельхозснаб, — сказал он небрежно.
— Ну, а ты? — У Бессонова даже голос упал.
Чупров похлопал по карману.
— Вот оно где.
— Да? Ну ладно, езжай один, меня не жди.
Чупров, улыбаясь, глядел ему вслед. «Удачливее меня вряд ли будешь». И ему стало весело. Побегает от стола к столу Никита: скотный не крыт, свинарник не крыт, и не соврет: скотный у него действительно не крыт, и свинарник, и даже, поди, в конторе правления крыша подтекает. Это не за чужой спиной сидеть. Пока чего-либо добьешься, соль на спине выступит. Ему, Чупрову, не так нужно это железо, но запас карман не рвет, шею не трет, полежит — все сгодится. Весной он будет строить водонапорную башню. Потребуется десяток листов, а с ног собьешься, не найдешь сразу. Неплохо бы и свой дом под железо. Все одно крышу заново перекрывать. Совсем неплохо.
Иван Маркелович на радостях завернул в закусочную, «пропустил соловья», чуть-чуть, так, чтобы душа веселей пела.
Обратной дорогой он думал о Бессонове, о теплице, о стеклах для теплицы, о том, стоит или не стоит крыть железом свой дом… Вспомнилось, что кузнец Егор Постнов осенью жаловался: течет крыша кузницы. Не тесом же ее крыть! Да и склады подлатать неплохо… Чупров уже склонялся к тому, что на свои нужды брать железо не стоит, но когда он вернулся в колхоз и сказал бухгалтеру: «Занеси-ка, Никодим Аксеныч, в свои талмуды: купил кровельного железа на десять тысяч восемьсот», — когда он увидел покорно опущенную к столу голову бухгалтера, старческую руку, ползущую с канцелярской ручкой по книге, готовую бесстрастно поставить любую цифру, то почему-то сразу же уверенно решил: «Стоит! Кузню покроем, а склады латать не к спеху». И он небрежно бросил:
