Благодаря недельному отдыху (или "почти отдыху") в промежуточном лагере, а также неукоснительному соблюдению режима питания (обильное питье, витамины и прочее), нам удалось одолеть страшного дракона по имени ОГБ, притаившегося в складках антарктических гор. Никто не страдал головными болями, не наблюдалось и остальных характерных симптомов. Тем не менее каждый килограмм казался много тяжелее, чем внизу, а любое движение отнимало больше времени и сил.
Место для спуска выбрали два года назад Вернер и Фил. Оно имело ряд преимуществ: находилось прямо над лагерем, что сокращало до минимума время подхода; располагалось в самой низкой точке расселины кратера, что уменьшало высоту спуска, наконец, оно представлялось наиболее безопасным.
Действительно, спуск не доставил хлопот. Одни ребята отталкивались от стены ногами, страхуя себя веревкой, которую укрепил Фанфан, другие скользили, пристегнувшись карабином. Я даже удивился, насколько все прошло гладко: кратер грозного Эребуса оказался столь же доступным, как и кратер Ньирагонго - за вычетом того, что температура окружающей среды была сейчас -27oС.
Надо заметить, мой первый вулкан, Ньирагонго, куда я полез в августе 1948 г., доставил мне немало переживаний. Мы были вдвоем со спутником, как и я не имевшим ни малейшего опыта вулканологии. На двоих у нас была одна веревка, которой мы и обвязались. Я страховал товарища сверху, сам оставаясь что называется "на вису". А стенка там, между прочим, была на добрых 80 м выше эребусской и к тому же весьма шаткой: от нее то и дело отваливались камни. Здесь же холод накрепко сковал породу, а трое-четверо моих спутников имели богатый альпинистский опыт, внушавший уверенность... Теплота товарищества нигде так не греет, как среди льдов!
Обрывистая стенка, как положено, заканчивалась чуть более пологим откосом из скатившихся глыб, за которым начиналось горизонтальное днище. Снег в кратере был припорошен каменной пылью и усеян вулканическими бомбами. Терраса шириной около 400 м упиралась в край колодца; диаметр жерла, словно сделанного пробойником в кратере, составлял приблизительно 250 м, а глубина - больше сотни. Сейчас колодец очистился от дыма. Заглянув вовнутрь, я увидел у подножия вертикальной стены поистине редкостную вещь: озеро расплавленной лавы.
Оно было совсем не похоже на те, что мне доводилось наблюдать неоднократно - в кратере Ньирагонго и Эрта-Але, или мельком, поскольку потом они исчезли, в Капельиньюше на Азорах или в Стромболи. Поверхность тех занимала обширную площадь, а жидкий расплав кипел. Здесь - нет. Не походило оно и на то озеро, что я видел в японском вулкане Сакурадзима: там оно напоминало скорее пасту, чем жидкость, густой расплав вздувался наподобие гигантской стекловидной лупы светло-серого цвета, и по его поверхности пробегали трещины, сквозь которые проглядывала огненная материя розовато-сиреневого оттенка. Лава Эребуса тоже была вязкой, но, конечно, значительно уступала сакурадзимской. Она выгибалась, выписывая в левой половине колодца причудливую S-образную фигуру, усилием воображения ее можно было принять за силуэт пурпурной сирены с раздвоенным хвостом.
