Люди с дубинками завезли кресло внутрь и вывалили тело на кровать, затем, усмехаясь, захлопнули дверь и удалились.
Я долго смотрел рассеянным зрением на пятно человека, который лежал неподвижно, впрочем, повторяя меня. После очередной поездки в белую комнату, мне было плохо и нужно время, чтобы это отпустило. Я отключался и снова приходил в себя, пока, наконец, не ощутил реальность более четче.
Человек в соседней камере продолжал лежать неподвижно, что насторожило: жив ли он вообще. С трудом спустившись, я подполз в решетке и позвал его. В ответ последовала тишина. Пришлось напрягать свое зрение, которое теперь редко выдавало картинку сразу. Всмотревшись, я обомлел. Нет… Не может быть… На койке напротив лежала Лиза.
Стоп. Это глюк. Там лежит человек, а мое воображение издевается. Сколько раз такое было, нет-нет, сейчас пройдет.
Но сколько бы я не всматривался, Лиза не исчезала.
Лиза… Моя мелкая сестренка. Это правда ты?
– Лиза, – осторожно позвал я, боясь подтверждения своего психического глюка. – Лиза, это ты?
Человек не шевелился, и меня это напрягло. Я придвинулся к прутьям как можно ближе и спросил громче:
– Кто там? Кто это? Ответьте, вы живы?
Вдруг сгорбленная фигура медленно перевернулась, и я узнал лицо, которое мечтал увидеть все эти месяцы.
– Митя, – тихо произнесла Лиза.
Я знал, что она улыбнулась, хоть и плохо видел. Я выучил все ее интонации еще в детском возрасте.
Услышав знакомый голос, мое сердце замерло, заколотившись после сумасшедшей тахикардией, отчего бросило в жар.
Боже мой… Это она. Я ведь слышал ее, это не видение.
Схватившись рукой за пижаму на груди, я покачал головой и заплакал.
– Сестренка… Это правда ты?
– Митя… – повторила она, пытаясь подняться. – Митя…
С трудом встав на ноги, Лиза подобралась к решетке и опустилась передо мной на пол. Наши руки потянулись друг к другу, переплетаясь пальцами.
Я смотрел на нее, она очень похудела, изменилась, но это была она. И сейчас рядом.
– Почему ты вся в синяках? Тебя били?
– Нет, – Лиза покачала головой, вытирая капли слез с подбородка. – Это от процедур. Изменение крови.
– А я изменился, да? Знаю.
– Да. Я тебя не узнала. Таких, как ты, много в камерах.
– Я рад тебя видеть. Господи, как я рад…
Мы еще долго сидели, держась за руки через решетки, рассказывая о себе полушепотом, и я был очень благодарен, что никто в этот момент не нарушил кусочек нашего счастья.
А это было счастьем. Посреди грязи камер, посреди боли и потери сил. Потом уже начнутся вопросы и размышления: почему Лизу перевели в мой корпус, зачем определили в соседнюю камеру и означает ли это завершение ее полезности. Что и радостно и страшно одновременно. Потому что мы не знаем, какая участь у выработанных людей.
