Признания Адриана Моула | страница 40
– А как насчет утра во вторник?
Так мы перебрали все дни недели и принялись за следующую. Похоже, жизнь Пандоры была расписана по минутам. В конце концов я взорвался:
– Послушай, Пандора, ты ведь хочешьвыйти за меня, правда?
Пандора пощупала кабачок (мы находились в овощном магазине), вздохнула и ответила:
– Если честно, то нет, дорогой. Я не собираюсь снова выходить замуж по крайней мередо тридцати шести лет.
– Тридцати шести! – завопил я. – Но к тому времени я могу ожиреть, или облысеть, или потерять все зубы.
Пандора посмотрела на меня:
– Но ты и сейчасне сказать чтобы Адонис.
Я рванул прочь из магазина, в спешке опрокинув горку апельсинов. В начавшейся суматохе (несколько старушек в таком ужасе шарахнулись от раскатившихся по полу апельсинов, словно это были боевые гранаты, а не безобидные фрукты) я не заметил, как Пандора исчезла.
Бросился за ней – и вдруг почувствовал тяжкую длань на своем плече, а затем услыхал рык зеленщика:
– Сматываешься, не заплатив, а? Вы, студентики, мне до смерти надоели. Вечно что-нибудь стащите, но на этот раз я спуску не дам. Сегодняшний вечерок ты проведешь в кутузке, парень.
И тут я с ужасом осознал, что держу в каждой руке по апельсину.
Воскресенье, 19 июня
Мне предъявили обвинение в магазинной краже. Жизнь моя кончена. Теперь у меня есть судимость. И меня уже никогда не примут на государственную службу.
Пандора меня утешает. Она чувствует себя дико виноватой, потому что онаубежала из магазина, забыв заплатить за фунт кабачков, салат, баночку горчицы и пучок зелени.
Ничего не меняется в этом мире. Богатые по-прежнему снимают сливки, а бедным достаются все шишки.
Моул в Управлении охраны окружающей среды
Июль 1989 г.
Понедельник, 10 июля
Сегодня мистер Браун вызвал меня к себе в кабинет, но попал я к нему не сразу, пришлось дожидаться в маленькой приемной. Я отметил, что Браун плохо ухаживал за своим каучуконосом и тот засох. Вид несчастного погибшего растения возмутил меня до глубины души. Я достал из кармана перочинный нож и отрезал все увядшие листья, в результате в горшке остался лишь коричневый потрескавшийся ствол.
– Ко мне! – раздался рык Брауна.
Я вошел в кабинет, хотя собачья команда резанула мне ухо. Браун смотрел в окно, перебирая мелочь в кармане. По крайней мере, я так думаю, что он перебирал мелочь; альтернативная интерпретация этого жеста просто в голове не укладывается. Браун обернулся и свирепо воззрился на меня:
– Я только что узнал некие тревожные факты, касающиеся вас, Моул.