В ответ на этот антигосударственный выпад подполковник обозвал Глеба чекистским провокатором, на чем они и распрощались. Спрятав телефон в карман, Сиверов покинул квартиру. Он ощущал не желание, нет, — желать такого можно только врагу, — но настоятельную потребность обстоятельно побеседовать с населяющими скверик перед домом старушками.
В те самые минуты, когда Глеб Сиверов, хрустя осколками стекла и фарфора, прохаживался по разгромленной квартире Дмитрия Крестовского и беседовал по телефону с подполковником Ромашовым, Александр Антонович Гронский, банкир, сидел в своем рабочем кабинете под неутомимо отсчитывающими секунды электрическими часами и заканчивал расшифровку записей Дмитрия Аполлоновича Крестовского.
Старая тетрадь, помеченная инициалами «Д. А. К.», лежала перед ним на столе. Александр Антонович усердно работал, то вчитываясь в написанную порыжелыми чернилами абракадабру, то сверяясь с листком, на котором был записан ключ к шифру. Прочтя очередное слово, он старательно записывал его в блокнот. Работа была несложная, но медленная и кропотливая; у Гронского ломило виски, а глаза болели так, словно он их вывихнул. К тому же ему было трудно отделаться от мысли, что после компьютерной обработки расшифрованные записки Крестовского уже давным-давно лежали бы перед ним в виде двух-трех страничек, покрытых ровным, четким, удобочитаемым, отпечатанным на хорошем принтере текстом.
Но Александр Антонович не мог позволить себе такую роскошь. Сам он разбирался в компьютерах на уровне среднестатистического пользователя, а привлекать к делу одного из тех вечно небритых типов, для которых компьютер давно превратился в неотъемлемую часть организма, Гронский не хотел. Компьютерщики — тоже люди. Ничто человеческое им не чуждо, в том числе и слабость к легкой наживе. Посвятив такого в тайну «клада Приама», его затем пришлось бы убить. Александр Антонович никогда не дорожил чужими жизнями, убийство для него было всего лишь одним из способов решения деловых вопросов, но он был бизнесмен до мозга костей и не терпел бессмысленных действий, в том числе и ненужных человеческих жертв, неизменно влекущих за собой массу хлопот.
Поэтому Гронский занимался расшифровкой сам, напоминая себе пушкинского царя Кощея, который в одиночестве чах над златом. Правда, прибегнуть к посторонней помощи ему все-таки пришлось: один сообразительный паренек из аналитического отдела по просьбе Гронского за полчаса расколол шифр, который пренебрежительно обозвал детским. Пареньку было обещано повышение; вся работа осуществлялась в кабинете Гронского, под его бдительным присмотром. Дальше первой страницы записок Александр Антонович своего помощника не пустил, да тот и не испытывал такой потребности: для того чтобы правильно подобрать пары букв, ему хватило одного абзаца. Упомянутый абзац содержал ироническое, полунасмешливое приветствие тому, кто оказался настолько сообразителен, чтобы его прочесть, и пару весьма ядовитых шпилек в адрес современников, гонениям коих покойный автор записок якобы подвергался при жизни.
