Сейчас главное — расплатиться с Гронским, сбросить с шеи ненавистное долговое ярмо…
Луч фонарика скользнул по кувалде, стоявшей в углу, возле пролома в кирпичной перегородке. Вид этой штуковины вызвал в душе легкую ностальгическую грусть; то же чувство испытывает, наверное, демобилизованный солдат, проходя мимо долго и хорошо послужившего ему оружия — винтовки, артиллерийского орудия, танка, в котором он трижды горел, но так и не сгорел до конца… Это была не просто кувалда, а боевой товарищ, с которым Дмитрий за месяц почти сроднился. Впрочем, к черту поэтические сравнения! Вполне достаточно того, что это просто кувалда — та самая, которой Дмитрий пробил себе дорогу к новой, счастливой жизни.
Теперь он мог все начать с нуля. Уехать, а может быть, и остаться — чем плохо в России, когда есть деньги? Купить новую машину, заново обставить квартиру, познакомиться с симпатичной девчонкой… Та, которую он за неимением лучшего называл своей девушкой перед началом всех этих событий, исчезла как-то незаметно — пожалуй, в тот самый день, когда Дмитрий проигрался, — и теперь он не был уверен, что помнит ее имя. Марина? Катя? Оля?.. Нет, кажется, Светлана, Светка…
Он попытался припомнить эту Марину или Свету, и постепенно это ему удалось. Звали ее, правда, не Светой, а Евгенией (ну конечно же, Женькой), но это было не так уж важно. Дмитрий вспомнил, как она выглядела, как одевалась, как и, главное, что говорила… Вспомнилось ему и то, как, проигравшись в пух и прах, он позвонил этой Жене, единственному, как ему тогда казалось, близкому человеку, и бездушный голос автомата сообщил ему, что абонент недоступен.
Он так до нее и не дозвонился — ни в ту ночь, ни позднее. И теперь ему вдруг стало ясно, почему это произошло. Просто она была наводчицей, работала на тех веселых парней, которые ободрали его как липку. Она не раз бывала у него дома, видела квартиру, может быть, фотографировала или даже производила замеры… Стерва!
Он миновал пролом, привычно отметив про себя, что кувалду давно пора отсюда убрать. Чего, в самом деле, она тут торчит, как дорожный указатель? Только вот куда ее девать? Выкинуть жалко, прятать — глупо, а тащить домой через центр — вообще смешно…
Сразу за перегородкой, которой какая-то зараза в незапамятные времена наглухо перекрыла коридор, в уголке лежал чуть присыпанный мелким мусором моток бечевки — четвертый и последний на пути к тайнику Дмитрия Аполлоновича. Крестовский опустился на корточки, выкопал моток и привязал к нему конец своей бечевки.
