* * *
Александр Антонович чувствовал себя именинником с той минуты, как ему позвонил Крестовский — позвонил сам, по собственной воле и без какого бы то ни было принуждения.
Собственно, время для звонка было самое подходящее, поскольку месячный срок, отведенный на выплату долга, уже истек. Звонить было не обязательно: документы они заранее составили так, что присутствие Крестовского при переоформлении квартиры не требовалось. И коль скоро он все-таки позвонил, это могло означать только одно: господин Крестовский намерен расплатиться — как положено, сполна и с процентами. Денег ему взять было неоткуда, и Александр Антонович догадывался, что именно этот болван предложит в качестве оплаты.
Правда, горячее желание Крестовского встретиться с банкиром можно было истолковать и по-другому. Возможно, встреча была нужна ему, чтобы попросить об отсрочке. Гронский в данном случае был склонен пойти против им же самим установленных правил и предоставить Крестовскому отсрочку. Мало ли какие у него там, под землей, возникли проблемы! Квартира его уже никуда не денется, а терять из-за спешки и жадности такой приличный куш Александр Антонович не хотел.
А в том, что клад существует, он уже практически не сомневался. Он навел справки — не сам, естественно, а просто заплатив кому следует — и узнал, кто таков был Дмитрий Аполлонович Крестовский и чем этот деятель обессмертил свое имя. О, это был тот еще фрукт! Теперь-то Александр Антонович понял, откуда у нынешнего Дмитрия Крестовского такая тяга к сомнительным приключениям. Яблочко от яблоньки недалеко падает, вот вам и все объяснение.
Гронский сгорал от любопытства и нетерпения, снова и снова прокручивая в памяти то, что ему удалось прочесть о знаменитом «кладе Приама», найденном Шлиманом в развалинах Трои. Не факт, что это золото вообще было троянским, — Шлиман, этот торопыга, искал не столько реальный город, сколько свое романтическое представление о нем, а потому ломал и разрушал все, что этому представлению не соответствовало. И клад свой он нашел в руинах совсем другого, куда более древнего, чем Троя, поселения — так, по крайней мере, утверждали некоторые источники. А другие и вовсе были уверены, что никакого клада Шлиман не находил, а просто устроил мистификацию с целью ввести научную общественность в заблуждение. Уж очень ему хотелось мировой славы! Недаром же он до конца дней своих держал при себе какого-то англичанина, который только тем и занимался, что расписывал и приукрашивал его заслуги перед наукой, будучи самым первым на свете официально зарегистрированным пиарщиком…
