Лукан вздохнул.
— Во сколько мы выступаем сегодня вечером?
— Возможно, в полночь. Это зависит от того, когда наша «информация» о новом местоположении Дневника достигнет Матиаса. Я отправил повестку нескольким волшебникам, которые могут передать сообщение. Надо было попросить Шока, пока он был здесь. Теперь он не отвечает.
Естественно. Хитрый ублюдок.
Тогда Брэм обратился ко всем мужчинам:
— Я не должен говорить, что спасение Тайнана будет опасной миссией и может потребовать много энергии и сил. Все, кто с парами, проведите несколько часов со своей избранницей.
Никому из спаренных волшебников не нужно было говорить дважды, чтобы найти своих женщин. Айс почти оставил след огня, когда уносил ноги из комнаты. Ронан убежал по горячим следам, Кейден и Маррок столкнулись в дверях.
Брэм вздохнул, остановившись в пустой арке несколько мгновений спустя.
— Я вызвал замену. Лукан…
— Я ухожу.
Голубые глаза волшебника выглядели яростными и отдаленными, и Герцог задавался вопросом, знала ли Анка, насколько сильно Лукан тосковал по ней, насколько он ненавидел прикасаться к кому-то еще, потому что она выбрала Шока в качестве защитника, а не возобновила их связь.
Брэм кивнул.
— Возвращайтесь к десяти.
Затем он повернулся к Герцогу с тем взглядом превосходства, который всегда раздражал его.
— Иди к Фелиции. Я не хочу тебя больше видеть, пока ты не спаришься, не наполнишься энергией и не изменишь ее отпечаток на своей подписи.
Как, черт возьми, он должен сделать это, не разрушив свою жизнь?
— Я не могу. Я пойду с Луканом.
Подняв золотистую бровь, Брэм протянул:
— Мне стоит попросить другого волшебника спариться с Фелицией? Сын Блэкборна, Себастьян, будет наслаждаться экзотической женщиной, чтобы помочь ему построить ту династию, которую он жаждет. Он не испытывал бы никаких угрызений совести, укладывая ее в постель от заката до рассвета.
Брэм бросил перчатку, каждое его слово предназначалось, чтобы надавить на кнопки Герцога и вернуть его здравомыслие.
Если Герцог произнесет Зов, его желание сделать Фелицию своей во всех отношениях только умножится. Единственный раз, когда он прикоснулся к ней, почти уничтожил его самоконтроль. Это находилось далеко за пределами простого поцелуя, он даже не знал, как описать контакт. В тот момент он был связан с ней во всех отношениях, чувствовал ее доброту, страх, жаждал сделать ее постоянной частью своей жизни.
Будь он проклят, если Себастьян Блэкборн или любой другой волшебник прикоснется к ней.
