Восход солнца наступил тремя бессонными часами позже. Фелиция осторожно опустила юбку своего объемного платья в маленький черный кабриолет, когда села в кресло рядом с Харстгровом. Он схватился за руль и мрачно уставился на покрытую туманной дымкой линию деревьев, изучая каждый дюйм окружения, как будто ожидая, что призрак, или Матиас, выпрыгнет в любой момент. Он уже дважды отвергал ее попытки поговорить. Неловкое молчание между ними опустилось, как свинцовый груз в ее животе.
Удивительно, но синяк под глазом, рваные раны и синяки, которые у него были прошлой ночью, полностью исчезли. Нормальные люди не восстанавливаются за один день. Что за чертовщина?
Харстгров повернул от дома, и она уставилась на пролетающие мимо пейзажи, стараясь не обращать внимания на напряжение между ними. Она включила радио, делая вид, что заинтересована в последних поп-песнях. Хоть она и отводила от него глаза, но чувствовала, что рядом с ней Харстгров, сильный, большой, как жизнь. Он излучал жар, как будто у него была сильная лихорадка. Находясь рядом с ним, она вся вспыхнула, губы защипало. Боль между ногами вернулась с удвоенной силой.
Через час он все еще не произнес ни слова. И это действовало ей на нервы. Что такого досадного она сделала прошлой ночью, дала ему подушку? Или вернула его поцелуй?
— Ты не можешь наказать меня за прошлую ночь, — проговорила она в тишине.
Он пристально посмотрел на нее.
— Я прекрасно понимаю, что виноват. Ты попросила меня об одолжении. Я воспользовался твоей близостью, а потом поставил тебя в неудобное положение, отказывая мне. Извини.
Из всего, что мог сказать Харстгров, этого она не ожидала. Так же, как и в случае с ее похищением и уступкой кровати, он удивил ее. Ни один эгоистичный ловелас не потрудился бы почувствовать раскаяние, тем более взваливать вину на себя.
— Ты не совсем виноват. Я должна была сказать нет или оттолкнуть тебя раньше.
— Если бы ты это сделала, сдерживать себя было бы легче.
Мрачная улыбка искривила его рот.
— Но без моей инициативы ты могла бы принять душ и спать без всех этих самобичеваний.
Фелиция ошеломленно посмотрела на него.
— Как…
— … узнал?
Он закатил глаза.
— Ничего я не знал. Кроме того, чувство вины было написано на твоем лице.
Фелиция отвернулась к окну, чтобы быть подальше от Харстгрова. Тем не менее, его острый полуночный запах наполнил машину. Было слишком холодно, чтобы открыть окна. И они были так близко, почти локоть к локтю. Как много пройдет времени, прежде чем он увидит ее непрекращающееся желание и любопытство, тягу к нему, которые она не могла объяснить? Что тогда произойдет?
