Ни на что не надеясь особо (но проверить-то нужно!), сделал пробный шаг к лифту. Дыхание сразу же перехватило, тело крутануло судорогой, пока еще легкой, предупредительной.
Вот так. Что и требовалось доказать. Иногда быть хакнутым куда важнее, чем сорванным. Не подумал заранее? Не побеспокоился? Не предусмотрел? Даже после вчерашнего намека Ларри — да что там намека! баннера поперек трассы! трехметровыми буквами! — не озаботился хотя бы просто сбежать? Что ж, винить некого. Ибо виноват сам.
И только сам.
С четвертым стаканчиком в руках бонд вернулся в кабинет, чувствуя, как постепенно отпускает скрученные имплантатами мышцы. Он более не противодействовал прямому приказу, вот и программа не считала нужным противодействовать ему. Замер у двери в условной стойке — нечто среднее между «вольно» и «на отдыхе». Тоже, конечно, то еще палево, в любое другое время поостерегся бы, но сейчас уже все равно. Сейчас все — все равно.
И можно все.
Например, можно было бы не останавливаться у двери, не замирать, а плюхнуться на диван с наглым развязным видом, выхлебать обжигающий кофе (а не греть о стаканчик ладонь) и послать по матери всю эту сладкую троицу — лишь для того, чтобы посмотреть, как вытянутся у них лица. Смех на эшафоте, веселая вседозволенность смертника, которому больше нечего терять и хуже уже не будет. А что не будет — бонд знал точно. Никакого стенда, никогда больше. Он найдет способ заставить их убить его раньше. Найдет. Они ведь всего лишь люди. Люди предсказуемы.
А можно подойти к Ларри. Заглянуть в глаза. За волосы поднять ему башку, если не захочет сам, но заглянуть. И спросить: «Почему?» Именно почему. Не «зачем» — ответ на этот вопрос сомнений не вызывал, бонд отлично знал, зачем люди поступают именно так, а не иначе. Они всегда поступали именно так. Все. Даже самые лучшие. Но вот почему — дело другое, зачем — это вопрос о цели, почему — о причине. Человеческие цели от бонда никогда не зависели, а вот причины их поступков — очень даже. Потому и хотелось знать. Даже сейчас. Тем более сейчас.
В конце концов, каждому хочется знать, что именно его убило.
— Да садись же ты, С-с… садись, короче, не мельтеши!
Вот и у Селда тоже не получилось назвать киборга Сволочью. Второй уже раз подряд. Как чуть ранее не получилось у Дживса.
— Спасибо, Селди.
В отличие от рваного голоса Селда тон у киборга спокойный, обыденный, как вчера, как позавчера. Механический такой. Ну а какой он еще может быть у машины? Сидит. Улыбается. Пьет свой кофе. Может быть, он действительно так ничего и не понял? Шеф не называл его ни по имени, ни по модели, программа не отслеживает все разговоры вокруг, если в них нет ключевых слов. А их в речи шефа вроде бы не было, только у Селда, но Селд как раз почти ничего не сказал конкретно. Только возмущался и требовал справедливости. Мог ли бонд догадаться по контексту? Пятьдесят на пятьдесят.
