— Не знаешь, старик Адам все еще служит на почте? — спросил Иоахим.
Он хотел добавить: «Или они его тоже выставили, как и моего отца?» Но промолчал. Какое, в конце концов, Муку дело до его семейных неприятностей.
— Мне кажется, да. Почта скоро опять откроется. — Мук с наслаждением выпустил дым через ноздри. Иоахим жадно вдохнул — остатки его табака кончились по дороге домой, и он уже несколько дней не курил. Не пожертвует ли ему Ганс одну сигарету? Возможно, если суметь подойти. Осторожно, обходным путем устремился он к цели, пощупал материю на костюме Мука и спросил:
— Новый, а?
— Мм, — пробормотал Мук с напускным равнодушием, но Радлов заметил, что это ему польстило.
— Материал офицерский? — продолжал спрашивать Иоахим.
Мук что-то пробурчал, но потом не без гордости ответил:
— Сшито на заказ. У Ландвера. Я отдал за работу другой отрез.
Радлов удивился.
— Зачем же? — спросил он. — Да и откуда у тебя столько отрезов?
Он безуспешно пытался скрыть свою зависть.
Сын аптекаря хвастливо улыбнулся.
— Так ведь в нынешние времена никто тебе ничего не сделает, если не подмазать. А у меня дома добра полным-полно, милый мой. Запасся основательно.
И тут все выяснилось. Незадолго до прихода Красной Армии в Вергенштедт население разграбило склад фольксштурма. При этом обчистили и некоторые магазины.
— У сапожника Блейхерта выдавили витрины и вынесли все, что попало под руку. И так везде! — рассказывал Мук. — Я тоже был там. Тащили целые ящики с маргарином, даже бочки с кислой капустой. Жаль, что тебя не было, за час бы разбогател. Я нацелился на определенные вещи — пишущие машинки и материи. Сейчас они ценнее золота.
— И что же ты намерен с ними делать? — спросил Иоахим.
— Там будет видно. Ищу компаньона, такого, как ты, настоящего парня. Подумай, — он сделал выразительный жест, — дело себя оправдает.
— Дай-ка сигаретку, — попросил Радлов. Мук с готовностью извлек из кармана пачку «Особых» и протянул ему. Иоахим, доставая сигарету, обдумывал его предложение. «Деньги мне понадобятся, раз отец уже не зарабатывает, — размышлял он, — матери приходится считать каждый пфенниг. Теперь придется мне их кормить. Надо надеяться, что Ганс не станет заниматься темными делишками». Сигарета тлела. Мук сказал:
— Подумай, мы еще поговорим об этом деле. Сигарета стоит две пятьдесят.
— Что?
— Две пятьдесят, дружище. Давай живей, даром нынче только на тот свет отправляют.
Он вдруг заторопился. Радлов, пораженный, вытащил бумажник, протянул Муку свои последние десять марок и сказал:
