И застывает на полуслове: тишина – телефон не действует.
Вышвыривается на улицу – там виснут обрезанные провода. Никто не знает – когда и как.
Суетня. Ругня. Напряженные поиски кого-то. Взвизгнувшей нагайке отвечает человеческий взвизг.
Кошкою пробежавшая паника, высадившая дверь, разбивается на множество маленьких паничек и боязней, приземливается и ползет издыхать в переулки, в темноту. Но шепот, плюс приглушенный смешок, осторожно ступая и оглядываясь, обнявшись, как два братца, долго еще гуляют по квартирам горожан, из комнаты в комнату.
Им отвечает – арестами и расправами – ночь.
4. Распекаи и нагоняи.
Служебное утро следом идущего дня, – вернее сказать, служебные спозаранки – начинается для начальника Центральной Политической Разведки или чего-то вроде, генеральным служебным нагоняем. Нагоняй приходит издалека, по телефонным проводам. Он торопится, он захлебывается, он спешит истереть в порошок, он рвет и мечет, и лишь только на его пути оказывается начальник Разведки, он бомбою гремит в ушах последнего.
…Я вам полковник Солодухин прямо говорю, вы – сопляк!.. У него под б-боком б-бомбочки б-бросают, заб-бавляются, а он, как святой, нич-чего не знает… Я вас-с под суд упеку, в расход выведу… Ес-сли глав-вные ви-новни-ки не буд-дут най-ддены в сор-рок вос-семь час-сов… вы слышите… будут неприятности. Поставить всех на ноги, но найти. За дело, живейше… Что? Никаких «но»!..
Полковник Солодухин, далеко не веселый, идет, пошатываясь к письменному столу. Он бы, пожалуй с досады взял и заплакал, да заметно, что стесняется своей собственной окладистой бороды; борода говорит сама за себя и отчаянно иконописна.
Тогда он машинально нащупывает звонок и вдруг ужасно, пещерно свирепеет. Звонки его несутся по всем комнатам и отделам, они задыхаются, они захлебываются, они надрываются, и за ними – навстречу всяким таким людям в галифе – короткий, как воробей, отрывистый, злой, визгливый, цепным псом бросается нагоняй.
– Под суд, под суд… я вас приведу в христианскую веру!.. – кричит Солодухин и, запустив матюгом на весь дом, падает от усталости в кресло.
В дальнейшем, нагоняй в нагоняе, распекай – в распекае открывается также, как в пасхальной игрушке яйцо в яйце – и так вплоть до самого маленького и жидкого – пока, наконец, самый жидкий из распекаев не достается на долю мелких агентов и, обкричав их с ног до головы, не упираетсяв стенку: дальше ему нестись некуда, дальше ему закрываются все дороги.
