— Послушай, обратилась она ко мнѣ, — тутъ ночью пьяные англики шляются. Если который будетъ стучаться, ломиться въ дверь, прямо выскакивай и гони его по шеѣ.
Надо замѣтить, что Маша и Трушка спали въ мезонинѣ, а мы въ нижней горницѣ. Дѣйствительно, около полуночи кто-то началъ крѣпко стучаться въ дверь.
— Отчего ты не отворяешь, Мери? — говорилъ по-англійски басовитый голосъ. — Вотъ оказія!
Мнѣ кое-какъ удалось спровадить незванаго посѣтителя увѣреніемъ, что «Мери» нѣтъ дома.
Маша слушала сверху наши переговоры и на другой день помирала отъ смѣху все утро, вспоминая нѣкоторыя подробности. Это была веселая, бойкая и по своему безхитростная натура.
Изо всѣхъ духоборскихъ привычекъ Маша сохранила строгое вегетаріанство, въ которомъ она пыталась даже превзойти другихъ городскихъ духоборокъ. Она обвиняла ихъ въ томъ, что онѣ жарятъ картошку «на свининой салѣ» и ѣдятъ «яйца съ зародами».
Любовь Маши къ скоту и къ всякой живой твари не отступала ни передъ какими препятствіями и неоднократно доводила ее до столкновеній съ англійскими сосѣдями. Однажды, когда какой-то іорктонскій приказчикъ подстрѣлилъ въ ея присутствіи кролика на подгородномъ пустырѣ и хотѣлъ добить его прикладомъ, Маша прикрыла кролика собственнымъ тѣломъ, потомъ закутала его въ фартукъ и унесла домой, не обращая вниманія на протесты охотника.
Бывало, идемъ мы съ Машей мимо городскихъ огородовъ и видимъ привязаннаго теленка.
— Ахъ, бѣдный теленочекъ, — плачетъ Маша. — Убьютъ, зарѣжутъ! Это ли не разбой, не убійство!.. Да онъ къ тому же не поеный. Володя, поди, напой теленочка! — И она пристаетъ до тѣхъ поръ, пока я не отведу его на озеро, рискуя подвергнуться обвиненію въ кражѣ.
Относясь отрицательно къ духоборской общинѣ, Маша, однако, выдѣляла Веригина, къ которому она относилась съ суевѣрнымъ уваженіемъ.
— Петюшка живой Христосъ! — повторяла она съ наивнымъ кощунствомъ.
Она посвятила меня въ подробности духоборской миѳологіи, о которой я упоминалъ въ одномъ изъ предыдущихъ очерковъ.
— Истинная Петюшкина мать, Богородица, — передавала Маша, — Лукерья Васильевна, то есть, Калмыкова. Какъ пришло ему время проявиться, Лукерья Васильевна велѣли, чтобы Веригина мати навивала на брюхо полотенца. Потомъ, какъ пришло этому мальчику время найтись, Петръ Калмыковъ вывелъ двѣнадцать человѣкъ на дворъ и говоритъ: «Вы что видѣли?» — «А мы, — говорятъ, — видѣли: звѣзды падали часто, и звѣзда съ хвостомъ повернулась».
— Ну вотъ, говоритъ, это сынъ Божій нашелся. Имя ему Веригинъ, онъ будетъ всему міру герлыга (пастушій посохъ). А потомъ онъ сталъ ростъ съ матерью-то выдуманной, и стало ему двадцать лѣтъ. Тогда Лукерья Васильевна взяли его къ себѣ, и былъ онъ съ ними пять лѣтъ. А когда онѣ умирали, люди видѣли, какъ онѣ стояли передъ нимъ на колѣняхъ и плакали, что не могутъ всего исполнить, а потомъ сказали ему, что у него все найдется.
