— Отъ думы это пошло все, — разсказывалъ онъ мнѣ. — Стали мы думать сперва, что не обижай людей, живи по правдѣ. Потомъ, значитъ, и тварь, она тоже живая, ей больно, ее тоже не надо принуждать или обижать. Хотя бы и самая маленькая, муха или тамъ комаръ, ихъ тоже грѣхъ убивать.
— Ого! — сказала съ удивленіемъ Христина, внимательно прислушиваясь къ его рѣчи. — Что тамъ за грѣхъ? Комари — оно гадъ, нечисть.
— А ты почемъ знаешь? — живо возразилъ Митя. — Кто тебя нанялъ судить живую тварь? Комару вѣдь тоже больно, даромъ онъ маленькій. Ну-ка, у тебя бы ногу оторвать или руку свихнуть? Небось, ты не хочешь? А какъ онъ поменьше, то у него можно, значитъ? Ну, кабы тебя этакъ-то схватилъ кто-нибудь большой, какъ китъ Іону во чревѣ?..
— А нашто комаръ кусается? — защищалась нѣсколько опѣшившая Христина. — Я его не трогаю…
— Кусается, такъ возьми да отгони… — степенно отвѣтилъ Митя. — То есть, этакъ я думалъ раньше! — прибавилъ онъ вдругъ.
— А теперь, стало быть, покорился? — сказала Христина, уже оправившись и съ полемическою нотой въ голосѣ.
— Не покорился, — возразилъ Миги, — а по мыслямъ моимъ иначе вышло. Къ примѣру, мы мудрствовали такъ: Богъ создалъ міръ въ кротости и красотѣ, а человѣкъ переуродовалъ его и все перепортилъ.
Онъ формулировалъ свою основную мысль очень близко къ извѣстнымъ словамъ Руссо.
— Богъ создалъ такое множество вещей, цвѣты, травы, плоды и все отдалъ людямъ даромъ, а люди все расхватали и разобрали, и теперь, то есть, даже бумажки кусочекъ не дадутъ даромъ, а все говорятъ: купи. А съ природой человѣкъ поступаетъ какъ разбойникъ: цвѣтокъ увидитъ — сорветъ, дерево увидитъ — срубитъ, а они вѣдь тоже живутъ и растутъ… Для жизни человѣческой, говорятъ, надо трудиться. Но какой у человѣка трудъ, самый разбойницкій! Плугъ вѣдь все равно — ножъ, острое желѣзо. Разворочай землѣ утробу — силомъ, напихай туда зерна — силомъ, что вырастетъ, подрѣжь подъ корешокъ, желѣзомъ. Все силомъ, отъемомъ… Къ чему это? Земля вѣдь тоже живая?..
— А то якъ: къ чему? — возразила Христина. — Хлѣба иста…
— А мы пробовали безъ хлѣба, — простодушно сказалъ Зыбинъ; — на травку перешли.
— Тю! — сказала Христина. — Хиба жъ вы овцы?..
Зыбинъ улыбнулся и утвердительно кивнулъ головой.
— Когда заперли нашихъ въ Іорктонѣ въ эмигрантскій домъ, — сказалъ онъ, — тамъ ограда большая, наши упадутъ на траву, да и пасутся. И еще приговариваютъ: «Вотъ пасутся мирныя овечки, которыхъ скоро будутъ терзать хищные волки»…
