— А лысый съ вами, не ходите! — сказалъ пестрый жилетъ.
— А отчего?
— Ванька говорить, — вмѣшался старый Капустинскій безпристрастнымъ голосомъ, — намъ и въ городѣ хорошо… У насъ вѣдь шесть человѣкъ на работу ходятъ, — прибавилъ онъ уже самъ отъ себя. — Вѣдь это цѣлый капиталъ!
— А на землѣ будешь самъ себѣ хозяинъ! — возразилъ пестрый жилетъ.
— Я и здѣсь буду хозяинъ! — сказалъ Капустинскій. — Вотъ куплю себѣ лотъ (участокъ) земли и построю домъ. Хлѣбъ, мясо здѣсь дешевы. Можно жить да Бога хвалить.
Это было неизбѣжное разслоеніе деревенскихъ и городскихъ элементовъ. Капустинскій, очевидно, уже накопилъ денегъ и выбиралъ для себя болѣе легкую жизнь въ городѣ.
— Въ деревнѣ пыль, жара! — сказалъ Ванька. — А у насъ дома какъ прохладно!..
Я только что прошелъ внутрь дома, чтобы напиться воды. Прохладное жилище Капустинскаго оказалось до такой степени грязно, что можно было только удивляться, какъ люди могутъ жить среди такой обстановки. Вся мебель была изломана. Постель состояла изъ груды тряпья, еще болѣе грязнаго, чѣмъ въ эмигрантскомъ баракѣ. Женщина пеленала ребенка на обѣденномъ столѣ, и пеленки оставили слѣдъ рядомъ съ корками хлѣба и неубранной миской. За послѣдніе два года я совсѣмъ отвыкъ отъ такихъ картинъ и теперь съ содроганіемъ думалъ, что эти люди, живущіе въ такомъ смрадномъ логовищѣ, навѣрное, являются своего рода избранниками среди полтавскихъ крестьянъ и вдобавокъ имѣютъ запасъ денегъ въ банкѣ или въ кубышкѣ.
— А я пойду на село, я пойду! — громко заговорила Ильпинская. — Землю искать пойду! Мои братья фармы побрали. Я къ нимъ пойду, тоже фармисткой (фермершей) стану…
— Какая это земля? — продолжала она, очевидно, по адресу пессимиста, порицавшаго твердость канадской почвы, хотя глаза ея смотрѣли совсѣмъ въ другую сторону. — Глей? Ты знаешь? Это — золотая земля. Брось въ нее что хочешь, хоть картошку вареную, она все родитъ!..
— Братики, — продолжала она, обращая свои слова къ другимъ слушателямъ, — я была тутъ у Галиціанки на фермѣ. Ухъ, грекъ ее бей! Вотъ хозяйство!. Одного маку цѣлый загонъ. Въ полтавщинѣ хлѣба столько не сѣютъ. Рѣдька — по человѣчьей головѣ. Картошку не могли всю выкопать…
Пріемышъ Капустинскаго поднялся мнѣ навстрѣчу съ книжкой въ рукахъ.
— Что такое залогъ? — спросилъ онъ. — Куда его залагаютъ? — Я посмотрѣлъ книжку. Это былъ дешевый русско-англійскій самоучитель, малопонятный даже для болѣе культурнаго читателя. — Еще вотъ видъ, это что, паспортъ? — продолжалъ бѣдный мученикъ грамматики. — А по-англійски какъ?
