— У, русскій дурень! — немедленно подхватилъ Ванька. — По-англійски нѣтъ паспортовъ…
— А вы сами кто? — огрызнулся пріемышъ, складывая книги.
— Мы — англики! — убѣжденно сказалъ Ванька.
— Дурни англійскіе, — подтвердилъ пріемышъ, вынимая изъ кармана листокъ бумаги и обломокъ карандаша.
— Какъ это вы англики? — спросилъ я съ удивленіемъ.
— Конечно, — сказалъ Ванька. — Мы всю зиму въ школу ходили, — не то что Опанасъ!
— We are english (мы англичане)! — произнесъ онъ довольно правильно, но съ акцентомъ, болѣе приличнымъ для татарскихъ, чѣмъ для англійскихъ звуковъ. — Насъ и англійскіе ребята къ себѣ принимаютъ.
— Опанасъ — лобомъ трясъ! — со смѣхомъ сказалъ другой Капустинскій, задирая въ свою очередь пріемыша.
— Опанасъ! Лови свиней, а не насъ! — подхватилъ третій мальчикъ.
Опанасъ поднялся съ мѣста и подошелъ къ обидчикамъ.
— Если вы такіе умные съ братами, — сказалъ онъ, подавая Ванькѣ листокъ, исписанный неровнымъ почеркомъ, — нате ка, прочитайте.
Мальчикъ съ недоумѣніемъ повертѣлъ листокъ и передалъ его брату.
— Чертъ тебя знаетъ, что ты тутъ надряпавъ! — проворчалъ онъ презрительно, немного смущеннымъ голосомъ. — Глупство, должно быть.
На листкѣ было написано:
«Жокике уфпакь, татъ я ниву окшекъ анчриплтіе цумпи».
— Ага, не понимаешь! — съ торжествомъ сказалъ Опанасъ. — Это — тарабанска грамота.
— Это я написалъ, — обратился онъ ко мнѣ. — Хотите узнать, какъ я пишу отвѣтъ, англійскіе дурни?
Тарабанская грамота была очень наивнаго свойства, ибо она сохраняла всѣ первоначальныя гласныя, и при самомъ маленькомъ навыкѣ ее можно было читать, какъ открытую книгу.
Но Опанасъ, очевидно, былъ другого мнѣнія.
— А я тебя вотъ что спрошу, — прибавилъ онъ, снова обращаясь ко мнѣ: — ты, можетъ, въ Кобеляки поѣдешь?
— Наврядъ ли! — сказалъ я. — А что?
— Зачѣмъ наврядъ? — убѣждалъ меня мой собесѣдникъ. — Ты лучше поѣзжай въ в Полтаву и въ Кобеляки!..
— Зачѣмъ же мнѣ ѣхать? — переспросилъ я, не понимая, куда онъ мѣтитъ.
— Ну, вотъ, — сказалъ Опанасъ. — Я бы съ тобой письмо написалъ, такое, тарабанское… Цѣлѣе было бы!..
Хозяйка собрала ужинъ для своей семьи, и гости одинъ за другимъ стали расходиться. На-завтра было воскресенье, и Капустинскій пригласилъ меня посѣтить международную молельню, но я отговорился недосугомъ. На слѣдующее утро вождь духоборовъ, Петръ Веригинъ, долженъ былъ проѣхать черезъ Виннипегъ, и я намѣревался провести этотъ день съ духоборами, которые составляютъ въ Виннипегѣ совсѣмъ отдѣльный кругъ отъ малорусскихъ баптистовъ.
