!
— Ну что же, дали? — спросилъ я.
— Дать то они, пожалуй, дали, да только въ холодну посадили. Было у насъ тутъ много съ ними всякаго. Привели меня къ какому-то, начальникъ или судья, и писецъ за столомъ сидитъ.
— А кто, — говоритъ, — ты такой, полякъ, унгаръ? — а я говорю: я — русъ.
— А деньги, — говоритъ, — у тебя есть? — Вынимаетъ изъ кармана злотый и показываетъ мнѣ. А я думаю, онъ съ меня взять хочетъ. Затаилъ свои, въ подкладкѣ онѣ у меня были зашиты. Развелъ руками: нѣту, молъ, у меня. А онъ качаетъ головой — худо, молъ. А я говорю: «За что вы меня держите? Я не убилъ и не укралъ. Отпустите меня, я пойду». Поговорилъ онъ съ писцомъ; увели меня опять въ холодну, да, спасибо, держать не стали, на другой день повезли въ городъ. Не очень большой городъ, а хорошій. Чисто такъ. Вездѣ вода бьетъ, церковь, каплицы… Даже въ цесарской державѣ не бываетъ такъ. Только они посмотрѣть на чистоту не дали, опять заперли.
На другой день приходитъ ихній какой-то, а съ нимъ другой, не знаю кто, — русая борода и шляпа черная на головѣ, — и прямо ко мнѣ по-нашему. — Ты, — говоритъ, — откудова? — Я, говорю, Ванька подпасокъ съ Мысъ Доброй Надежды, коли знаете. — А зачѣмъ ты сюда пришелъ? — Я, говорю, иду на край свѣта, къ большому морю, хочу въ другую землю ѣхать. — Такъ онъ ажъ тюкнулъ на меня по-нашему, по-хохлацки: — Тю, тю, — говоритъ, — дурный! Ты, — говоритъ, — пошелъ криво. Тутъ не море, а горы…
Поговорилъ онъ съ начальникомъ ихнимъ, выпустили меня. Пошелъ я съ нимъ, сталъ жить. Что же ты думаешь, къ кому ни приду — все наши, даже мнѣ дивно стало, городъ чужой, а люди свои. Пожилъ я съ ними четыре недѣли, и наговорили они мнѣ всего.
— Оставайся, — говорятъ, — здѣсь, мы тебя учить будемъ. — А я говорю: нѣтъ! Утвердился я умомъ, чтобы поѣхать въ ту заморскую землю. А они мнѣ сказали, что у ней имя Америка. — Коли, — говорятъ, — хочешь ѣхать въ Америку, есть, — говорятъ, — по дорогѣ городъ Ямбургъ, туда поѣзжай сперва. Мы тебѣ билетъ дадимъ. — А я имъ говорю: мнѣ шлёнзакъ сказалъ, что та земля на закатъ солнца. — Что жъ, — говорятъ, — можно и на закатъ солнца.
Показали они мнѣ, сдѣлано у нихъ, какъ бумажный арбузъ, и вся земля на арбузѣ и будто она круглая, какъ мячикъ, или какъ дыня. Посмотрѣлъ я, гдѣ море и гдѣ земля и гдѣ закатъ солнца, сталъ вести пальцемъ прямо на закатъ, довелъ до моря.
— А здѣсь, спрашиваю, есть городъ? — Здѣсь, — говорятъ, — городъ Брестъ. И полюбилось мнѣ это имя. Какъ шли мы изъ Кіева въ Вѣдень, заходили мы въ русскій городъ, въ Литовскій Брестъ. Видно, думаю, и это нашъ городъ, и люди, должно быть, наши есть.
