— Чего ты, Рябчикъ? — спросилъ хохликъ участливымъ тономъ.
— Домой хочу! — отвѣтилъ Рябчиковъ захмелѣвшимъ голосомъ.
— Пойдемъ, я тебя отведу! — предложилъ Пренадинъ, дѣлая движеніе, чтобы взять его подъ руку.
Рябчиковъ отбросилъ его руку прочь, какъ капризный ребенокъ.
— Нѣтъ, нѣтъ! — говорилъ онъ плачущимъ голосомъ. — Я хочу домой, туда, къ мамѣ!..
Рулевой переминался на мѣстѣ и все нерѣшительнѣе поглядывалъ на хозяина.
— Знаете что, Илья Никитичъ! — сказалъ онъ ему, наконецъ. — Не можете ли вы для меня найти работу на вашей фабрикѣ!..
Нью-Іоркъ, 1903.
Я жилъ въ Нью-Іоркѣ уже полгода. Это были сплошные каникулы, одни изъ самыхъ длинныхъ, какіе я имѣлъ въ своей жизни. Дни соединялись въ недѣли, а недѣли въ мѣсяцы, время уплывало неудержимо и безшумно, какъ песокъ изъ прорваннаго мѣшка. Кругомъ меня волновался и шумѣлъ гигантскій городъ, но въ моей душѣ было тихо, какъ въ больницѣ; она отдыхала, какъ выздоравливающій отъ тифа, и лѣниво дремала, укрывшись широкимъ одѣяломъ покойнаго и непроницаемаго безразличія. Не то, чтобы я проводилъ свое время безъ работы. Въ Америкѣ никто не сидитъ безъ работы. Воздухъ наполненъ жаждой дѣятельности, и даже милліонеры, не имѣя возможности работать для хлѣба, погружаются въ тяжелый спортъ — «каторжный и потный», по опредѣленію премудраго американскаго философа, мистера Дули изъ кабачка № 2047 по Арчиной Аллеѣ подъ Чикаго[10] — «какъ берейторы и кучера, которые работаютъ безъ жалованья».
Мнѣ, какъ иностранцу, при томъ не имѣвшему милліоновъ, тѣмъ болѣе приходилось подчиниться этому общему закону американской жизни. Конечно, дѣло, дававшее мнѣ хлѣбъ, не было похоже на обычныя американскія дѣла, которыя вращаются вокругъ прилавка и конторскихъ книгъ еще исключительнѣе, чѣмъ въ Европѣ. Я работалъ въ одномъ изъ храмовъ науки, который является, быть можетъ, самымъ серьезнымъ и богато обставленнымъ въ огромной столицѣ западнаго континента. Это былъ величественный дворецъ, сложенный изъ сѣраго гранита, съ широкими мраморными лѣстницами и высокими свѣтлыми залами. Въ каждомъ изъ этихъ залъ могло бы безъ труда помѣститься однородное учрежденіе съ Васильевскаго Острова вмѣстѣ съ крышей и дымовой трубой.
Этотъ великолѣпный научный храмъ возникъ почти такъ же, какъ возникаютъ на русской почвѣ церкви и монастыри. Его построили купцы, желавшіе увѣковѣчить свое имя чѣмъ-нибудь болѣе приличнымъ, чѣмъ собраніе процентныхъ купоновъ. «Смолоду много бито, граблено, подъ старость надо душу спасти».
