— Какъ мы поѣдемъ? — сказала Авдотья съ сердцемъ. — Схватятъ насъ обоихъ за такія дѣла, въ Сибирь еще сошлютъ…
— Ну такъ здѣсь останемся, — съ готовностью предложилъ Маньковскій.
Повидимому, его стремленіе услышать «родную брань» уже прошло, какъ короткій припадокъ, и теперь онъ ничего не имѣлъ противъ дальнѣйшей жизни въ Америкѣ.
— Ну, отвѣчай! — продолжалъ онъ настаивать. — Да, такъ да, а нѣтъ, такъ нѣтъ!..
— Да я хоть до утра подумаю! — попросила Авдотья.
Она чувствовала себя, какъ купальщица, которая пробуетъ ногой глубокую и холодную воду.
— Ну, хорошо! — уступилъ Маньковскій. — Завтра опять приду сюда!.. А на той недѣлѣ повѣнчаемся! — прибавилъ онъ безапелляціоннымъ тономъ. Очевидно, онъ не сомнѣвался въ окончательной удачѣ своего сватовства, несмотря на отговорки Авдотьи.
— Ну прощай, Авдотья!
Онъ поглядѣлъ по сторонамъ и остановился, какъ будто ожидая чего-то. Толстый «копъ» прошелъ мимо по аллеѣ и завернулъ за уголъ. Ближайшія скамейки были пусты. Предпріимчивый слесарь вдругъ склонился къ авдотьиному лицу и поцѣловалъ ее въ губы.
Авдотья чуть не вскрикнула. Бебичка, опять переходившая аллею съ ношею песку, бросила лопатку на землю и радостно захлопала въ ладоши.
— Чокъ! — сказала она. — Еще! Do it again! (Сдѣлай это еще разъ!).
Авдотья вся залилась краской, какъ молодая дѣвушка.
— Пойду я лучше домой! — сказала она, отворачивая лицо. — Еще грѣха наживешь съ вами… Ишь вы какой! — стыдливо прибавила она, обводя слесаря прощальнымъ взглядомъ.
Онъ какъ будто выросъ въ ея глазахъ и сталъ моложе, свѣжѣе и интереснѣе.
«И совсѣмъ не сѣдой! — промелькнуло въ ея головѣ. — Что это мнѣ показалось?.. Такъ себѣ, чуть-чуть!.. Въ соку мужчина!..».
Маньковскій, дѣйствительно, выглядѣлъ моложе, чѣмъ прежде.
— Помни — завтра! — оживленно воскликнулъ онъ вслѣдъ уходившей Авдотьѣ.— Я буду ждать!..
V.
Весь остатокъ дня Авдотья была необычайно задумчива. Квартира Стрѣлицкихъ показалась ей вдругъ тѣсной и нечистой. Съ улицы, вымощенной асфальтомъ, пахло какъ будто застоявшимся керосиномъ.
Съ поѣздовъ, пробѣгавшихъ мимо, доносился густой чадъ курного угля, похожій на запахъ жженыхъ перьевъ. Нигдѣ не было ни клочка зелени. Она невольно подумала, что на краю Бруклина, среди капустныхъ огородовъ, воздухъ, навѣрное, чище и свѣжѣе.
Она зашла въ собственную комнату и чуть не плюнула съ досады. Этотъ узкій и темный чуланъ показался ей теперь въ совершенно новомъ свѣтѣ.
— Залѣзла, какъ клопъ въ щель! — проворчала она съ сердцемъ. — Обрадовалась, тараканъ запечный!.. Лучше мѣста не нашлось для меня, дуры!..
