За канавой свѣтлѣе стало. Прошли мало времени по полю, нашли на домъ, въ окнахъ огонь горитъ, въ родѣ корчмы.
Не вытерпѣла Авдотья, спросила:
— А гдѣ ваша граница?
А нѣмецъ говоритъ:
— Овва! А канава гдѣ? Давайте на складке, водке пить!
А люди крестятся и говорятъ:
— Слава Богу!
Потомъ они опять поѣхали по машинѣ до города Ямбурга (Гамбурга). Перестали люди говорить по-русски. Кабы не жиды, не какъ бы хлѣба купить.
«Слава тебѣ, Господи! — искренно подумала Авдотья. — Вездѣ ихъ Господь насажалъ, жидочковъ нашихъ. Все-таки землячки!»
Мужики въ Красномъ не очень любили жидовъ, особенно Мошку кабатчика. Но за послѣднія двѣ недѣли Авдотья уже научилась считать каждаго, кто умѣлъ сказать три слова по-русски, землякомъ и братомъ.
Въ Ямбургѣ ихъ посадили въ эту желѣзную неволю и повезли по морю. Везутъ, везутъ, кто тамъ знаетъ, когда будетъ конецъ. Она опять высунула голову изъ койки и посмотрѣла черезъ каюту. Навстрѣчу ей смотрѣло другое лицо, маленькое, смуглое, увѣнчанное огромной гривой жесткихъ и вьющихся волосъ, кое-какъ скрученныхъ на темени и издали похожихъ на черную мѣховую шапку.
— Але вы не спите, Рива? — спросила Авдотья.
Рива отрицательно качнула своей мѣховой шапкой.
— Тошно мнѣ, Рива! — призналась Авдотья.
— И что такое тошно? — презрительно переспросила Рива, думая, что Авдотью тошнитъ отъ морской болѣзни. — Пхе! Я уговаривала себѣ, что я не стану ломать, и вотъ я здоровъ.
Ломать вмѣсто блевать было переводомъ еврейскаго слова brechen.
Авдотья покачала головой.
— Ой, нѣтъ, Рива! — сказала она. — Скажи лучше, на что мы въ Америку поѣхали?
— Пст, — прошипѣла Рива. — На что поѣхали?.. Кусокъ счасця искать, доле!..
Она говорила такъ увѣренно, какъ будто въ новой странѣ за океаномъ счастье валялось на улицахъ или раздавалось даромъ каждому желающему.
— А какъ же мы жить будемъ? — продолжала Авдотья.
Разговоръ этотъ почти безъ всякихъ измѣненій происходилъ десять разъ, но Авдотья никакъ не могла имъ насытиться. Несокрушимая увѣренность и энергія словъ и жестовъ Ривки дѣйствовали, какъ электричество, и въ минуту унынія Авдотья спѣшила зарядить свою опустѣлую душу отъ этой живой лейденской банки.
— Атъ! — сказала Ривка съ непоколебимымъ видомъ. — Бархатъ и шелкъ станемъ мы носить. Шляпки надѣнемъ, какъ барыни!
— А я куда пойду? — сказала Авдотья. — Языка нѣту. Ничего не умѣю городское!..
— Въ прислуге пойдешь! — сказала Ривка увѣренно. — Видишь, какая ты здоровая!.. Я бы такая была, ухъ, что бы я надѣлала!..
