– Мне жаль, что я испортил для вас Пруста, – рассмеялся Ла Каприя.
Я ответил, что для меня они оба играют в одном чемпионате.
Ла Каприя закрыл глаза и покачал головой в вежливом отрицании:
– Не понимаю, Аморесано.
– Для меня вы с Прустом равны, – повторил я громче, и на этот раз он засмеялся, хлопнул в ладоши, а потом поднес их к лицу.
На внешних сторонах кистей у него были большие светло-коричневые пятна. Ла Каприя положил свои пятнистые руки на подлокотники кресла. Сказал, что, наверное, я готовый клиент для психушки.
– Но, синьор Ла Каприя, мне нравится «Смертельная рана». Очень нравится.
– Скажу вам, Аморесано, время идет, и я даже не помню, о чем эта книга.
– Я много раз думал об этом. Что, написав книгу, вы не можете вспомнить ничего из того, что написали.
– Знаете историю о Толстом? Он состарился и стал религиозным, ничего больше не читал, говорил, что книжные выдумки его отдаляют от Бога. Однажды утром он наугад вытащил из книжного шкафа один роман. Прочитал первые 50 страниц и подумал: это просто восхитительный роман. Закрыл книгу, чтобы прочитать название, и знаете что? Это была «Анна Каренина».
Мы вместе посмеялись, он смеялся самозабвенно, всем своим естеством.
– Вы, Аморесано, читали Толстого?
– Да.
– Что именно?
– Все.
– А Достоевского?
– Всего, синьор Ла Каприя.
– А Конрада?
– Всего. Конрад изменил мою жизнь.
– Значит, сейчас вы должны только писать, все, что нужно знать о писательстве и человеческой природе, вы уже знаете.
Я заметил, что Ла Каприя был обут в коричневые мокасины на босу ногу. Мне это очень понравилось и показалось прекрасным, что, несмотря на возраст, он не потерял чувства стиля.
– Расскажите мне немного о «Смертельной ране», – попросил Ла Каприя.
Я спросил, уверен ли он.
– Аморесано, очень вас прошу.
Я сказал ему, что нужно признать – книга написана превосходно. 130 страниц, и каждая запятая на своем месте. История была запутанной, великолепный поток сознания, похожий на Фолкнера. Я сказал, что история Массимо Де Луки, его сомнения, его желание сбежать, ощущение того, что он не готов к этому шагу, будто какая-то невидимая веревка привязывают его к прошлой жизни, это универсальная история, в которой я узнаю себя, как узнаю в изменчивой и нереалистичной истории любви главного героя свою историю любви. Я сказал, что это очень сильный роман, что автор сделал такой хороший снимок Неаполя, что и через пятьдесят с лишним лет кажется, будто этот снимок сделан сегодня, он совсем не похож на старую выцветшую фотографию. Я сказал, что он настолько хорошо описал Неаполь, что Неаполь ничуть не изменился, может быть ради того, чтобы не портить впечатление от книги.
