– И в горе, и в радости, – сказал я ему.
Русский посмотрел на меня изумленно, как будто не понял, что произошло.
Спина еще немного болела, но ничего серьезного. Я проснулся, потому что под моим окном кто-то орал. За жалюзи плескался утренний свет. Я встал и открыл окно, оставив жалюзи опущенными. Потом пошел на кухню. Попил. Съел два пирожных с шоколадом. Зашел в ванную комнату. Заткнул ванну пробкой и открыл воду. Вернулся в спальню, взял чистое белье, потом свитер, майку и джинсы. Прихватил с собой книгу. «И узре ослица Ангела Божия» Ника Кейва. Я уже много раз пытался читать ее, но не продвинулся дальше сотой страницы. Снова зашел в ванную комнату. Сложил одежду в биде. Налил в воду зеленую пену для ванн, сел на бортик, глядя, как вода прибывает, с шумом взбивая пену, все пышнее и пышнее. Когда ванна набралась наполовину, я разделся. Пижаму, все еще чистую, кинул под раковину, грязные трусы – в коридор, потом закрыл дверь. Сунул ноги в воду, их обожгло. Я сел, жжение распространилось дальше. Лег, и пена лизнула подбородок. Я закрыл кран. Открыл книгу. «Аните» было написано на первой странице.
Вначале шел отрывок из Библии, я ничего не понял.
Стал читать дальше:
«Пролог. Три неопрятных сестрички-вороны кружат в неспокойном небе, покрытом синяками и ссадинами, идут след в след, рассекая густые клубы дыма, чертят быстрые круги – за кругом круг, за кругом круг»>[26].
Я на всякий случай перечитал, и отрывок мне снова не понравился. «Неопрятные» вместо «неопрятных». Точка после «ссадин». «Чертят быстрые круги – один, второй, третий». Я перечитал со своими правками, и мне показалось, что так лучше, я почувствовал себя даже немного счастливее.
«Долгие годы ничто не омрачало синеву небес над долиной, но ныне, Богом клянусь, небо словно взбесилось. Со всех сторон наползают тучи, похожие на доисторических ящеров. Безликие, они разевают пасти, корчатся, умирают и рождаются вновь».
Второй абзац надо было стереть, а потом переписать заново.
Пролог закончился, началась собственно история.
Главным героем был новорожденный, и это меня немного беспокоило, потому что рассказ шел от первого лица. Не то чтобы меня волновал вопрос достоверности, просто вся эта затея казалась мне ужасной, глупой, работой любителя.
Я продержался до восемнадцатой страницы, потом закрыл книгу, бросил ее на пол, вытянул руки по швам и погрузился в воду настолько глубоко, насколько мог. С другого края ванны, из-под пенного одеяла, высунулись мои колени и щиколотки, прижатые к бортикам. На больших пальцах ног топорщились черные мокрые волоски, на некоторых висели капли воды.
